Отступив, я посмотрел на творение своих рук. Надгробие, представлявшее собой куб размером с грузовик, призрачно белело в ночи под светом звезд.
Однажды, когда я работал, на берег пришла незнакомая старушка. Похвалила и сказала, что нечто подобное строили древние египтяне. Я запомнил слово — мастаба. До перехода к пирамидам египтяне хоронили своих мертвецов под такими вот сооружениями. Не знаю. Инстинкт подсказал мне выложить из камней куб. Инстинкт указывал мне на людей, заболевших трясучкой. Я ничего не планировал, ничего не обдумывал, а делал то, что приходило в голову, подчинялся инстинкту. Не знаю, кто наградил меня этим инстинктом, Бог или Дьявол. Как получилось, так и есть, вот и все.
Звезды сияли ярче бриллиантов. Я сидел, прислонившись к стене, ощущая через рубашку холод, исходящий от камней. Время близилось к двум часам ночи, но спать совершенно не хотелось. В домике был пусто и одиноко, а здесь, на берегу, я чувствовал близость мамы и сестры. Здесь я смотрел в небо и считал падающие звезды.
— Эй, Челла, ты видела такое?
Я закусил губу. Так легко представить, что они сидят рядом, живые, со своими охами и ахами, наблюдают вместе со мной за тем, как прорезают атмосферу в шестидесяти милях над нами ослепительно голубые метеориты.
Все еще кусая губы, я посмотрел на озеро. Отливающее серебром, оно, тем не менее, казалось темным и мрачным. Звездные блестки падали на воду и медленно исчезали, словно тонули в бездонной пучине тьмы, беспросветной и безжалостной, как сама смерть. Я представил, как бегу по откосу, до самого края воды, и ныряю. Вниз… вниз… вниз… я ухожу все глубже, я плыву через поднимающиеся кверху гирлянды пузырьков, через стайки рыб, отсвечивающих холодным металлом. Я миную камни, огибаю сплетения водорослей, проношусь над сгнившими каркасами затонувших лодок. В своем воображении я преодолеваю озеро на одном глотке воздуха и вот уже выхожу из воды у набережной Льюиса.
Не знаю, почему, но мной вдруг овладело сильнейшее желание вырваться из этого городка. Пусть магазины, кинотеатры и склады разбиты и лежат в руинах, но это был бы бросок к свободе. В те дни атмосфера в Салливане стояла тяжелая, унылая и гнетущая. Похожее испытываешь, когда приезжаешь в родительский дом и понимаешь, что жизнь там едва теплится, что люди смотрят не вперед, а назад, в прошлое, что у них нет будущего. Нет интереса к чему-либо. Нет радостей. Ничего, кроме медленного сползания к смерти.
Возможно, причина заключалась именно в этом. Большая часть населения Салливана — люди пожилого возраста. Они и выжили-то благодаря тому, что застряли в этом Богом забытом месте. Листок с предупреждением не покидать город был шуткой, потому что за последние шесть месяцев с острова никто не вылезал. Рыбаки не заплывали за оранжевые буйки, отмечавшие 200-ярдовую границу. В лесу, начинавшемся сразу за перешейком, никто не охотился. Да что там! Никто уже полгода не заглядывал за ближайший холм. Там могли построить новый Диснейленд, а мы ничего бы и не узнали об этом.
Меня разбудил запах жарящегося бекона. Линн пришла пораньше, чтобы приготовить завтрак. Она делала так каждую неделю. Я представил, как ее муж в эту самую минуту готовит что-то для их двоих детей, и натянул простыню на голову.
Линн тихонько напевала себе под нос, негромко позвякивала посудой, а я лежал, стараясь не думать о ней. Что она делает? Разливает по стаканам апельсиновый сок или помешивает кофе? У нее соблазнительная походка. Ее бедра волнующе покачиваются, заставляя вспомнить гавайских танцовщиц в плетенных из травы юбочках. Нарезая хлеб, она поднимает руку, чтобы убрать с лица упавшую прядь волос или просто откидывает голову.
Я знал, что если позову ее, она позабудет про завтрак и поднимется сюда, стягивая на ходу тенниску, обнажая твердые, упругие, идеальной формы груди. Она выскользнет из короткой, узкой юбки, которую надевает специально для того, чтобы дразнить меня своими длинными загорелыми ногами, и порхнет под простыню.
Желание уже затягивало внутри меня тугой узел. Нужно было всего лишь набрать воздух и выдохнуть ее имя.
Линн.
Но вместо этого я лежал, не шевелясь, не вмешиваясь в привычный ход ритуала. Все это было лишь одним из способов умаслить нужного городу человека. Горячий, аппетитный завтрак для салливанского палача. Идея родилась в недрах Совещания несколько месяцев назад. И, конечно, они сочли, что в круг гражданских обязанностей Линн должно входить предоставление других услуг. Которые может потребовать человек, получивший на завтрак яичницу и румяные оладьи.
Стоит только щелкнуть пальцами, и она предстанет передо мной, обнаженная и услужливая. «Ты хочешь меня, Грег? — обворожительно улыбаясь, спросит эта красивая замужняя женщина. — Как? Только прикажи. Я готова на все».
А еще через пару часов вернется в город. Немного расстроенная, со скомканными трусиками в сумочке.
Воюя с раздирающими меня противоречивыми чувствами — одна моя половина изнывала от желания позвать ее наверх, другая настаивала, чтобы я приказал ей вернуться домой к мужу, — я вдруг понял, что ситуация может измениться.
Теперь, когда власти наложили запрет на проникновение чужаков в славный город Салливан, какое место будет отведено мне? Прежде моя роль заключалась в том, чтобы, как выразился один парень, сканировать пришлых. Когда «прибор» срабатывал, и таившийся в темных глубинах мозга инстинкт заставлял меня убивать, они принимали это как неизбежное зло. Убирали кровавый след и награждали своего домашнего монстра шоколадным кексом и сексом.
Но теперь-то ведь многое изменилось, не так ли? Теперь отгородившись от внешнего мира, они больше не нуждались в моих услугах. Кроме того, в городе всегда относились ко мне с подозрением. Меня терпели в силу необходимости, как залог выживания Салливана, вот и все. В памяти всплыло предупреждение бывшего полицейского: Сделай доброе дело — убирайся отсюда.
Может быть, как раз сейчас Совещание обсуждает очередной пункт повестки дня: избавиться от Валдивы… изгнать прочь чудовище. Собравшиеся за столом согласно кивают.
«Валдива нам больше не нужен. Лишний рот», — говорит мисс Бертолли. — «У кого-нибудь есть на примере хороший охотник, умеющий обращаться с ружьем?»
«Надо добраться до него, пока он не сам до этого додумался», — добавляет старик Кроутер. «Пусть шлюха идет и приготовит ему завтрак. Я знаю парня, который разнесет его на куски сонного. А еще лучше… зачем тратить пули? Подождем, пока они начнут трахаться и убьем обоих одним выстрелом».
