Я повернулся к Джэнолу. Тот смотрел на меня с какой-то грустной симпатией.
— Связующий здесь, в лагере? — спросил я.
— Нет. — он подошел ко мне. — Он вернулся в посольство Экзотики в Блаувэйне. А теперь будь пай-мальчиком и присядь, отдохни. Думаю, мы могли бы вполне приятно провести пару — другую часов.
Мы стояли лицом к лицу. И я нанес ему неожиданный удар в солнечное сплетение.
Еще студентом я немного занимался боксом. Я упоминаю об этом не потому, что хочу представить себя чем-то вроде мускулистого героя, но объясняю почему я решил не бить его по лицу. Грин, наверняка бы без раздумий нашел необходимую точку, но я не был дорсайцем. А площадь под грудной клеткой человека относительно большая, мягкая и удобная и, в общем, весьма привлекательна для любителей. И еще я немного помнил о том, куда лучше всего наносить удар.
И несмотря на все это, Джэнол не потерял сознание. Он упал на пол и, скрючившись, лежал там, однако глаза его остались открыты. Но подняться он какое-то время не мог. Я повернулся и быстро вышел из здания.
Весь лагерь кипел активностью. Меня никто не остановил. Я забрался в свою машину и пятью минутами позже уже направлялся по темнеющему шоссе в Блаувэйн.
От Нового Сан-Маркоса до Блаувэйна и Посольства Падмы было примерно тысяча четыреста километров. Я должен был добраться до него за шесть часов, но мост оказался смыт, и поэтому у меня ушло четырнадцать.
Лишь после восьми утра на следующее утро я ворвался в полуздание, полупарк, являющееся Посольством.
— Падма, — выдохнул я, — он еще…
— Да, мистер Олин, — ответил девушка-секретарь. — Он вас ждет.
Она улыбнулась мне, но я не обратил на это внимания. Я был слишком озабочен, чтобы обрадоваться тому, что Падма еще не улетел к границам назревающего конфликта.
Она провела меня вниз и, свернув за угол, передала меня молодому экзотиканцу, который представился мне одним из помощников Падмы. Тот провел меня коротким путем и передал другому помощнику, который был чуть постарше. Он провел меня через несколько комнат и затем указал направление по длинному коридору, в конце которого, как он сказал, был вход в другой коридор, а затем и в рабочий кабинет Падмы, где тот и находился в данный момент. Затем он покинул меня.
Я последовал по указанному направлению. Пройдя этот вход, я очутился в другом, на этот раз более коротком коридоре. И я замер от неожиданности, ибо навстречу мне приближался Кейси Грин. Кейси Грин с убийством на уме.
Однако человек, выглядевший как Кейси, лишь бросил на меня короткий взгляд и больше не обращал на меня внимания, продолжая идти. Тогда я понял.
Конечно же, это был не Кейси. Он был братом-близнецом Кейси. Это был Йан, командующий гарнизоном Экзотики здесь, в Блаувэйне. Он прошел мимо, и я снова смог двинуться дальше, хотя состояние шока еще не совсем прошло.
Я не думаю, что кто-либо иной, столкнувшийся с ним в подобной ситуации, не был бы так же потрясен. От Джэнола я несколько раз слышал, насколько Йан был полной противоположностью Кейси. Не в смысле военного искусства — они оба являлись выдающимися представителями дорсайского офицерства, — но в том, что касалось их индивидуальных натур.
С первого же момента нашей встречи Кейси оказал на меня очевидное воздействие своей веселой натурой и человеческим теплом, которые временами даже затеняли тот факт, что он был дорсайцем. Когда давление всех его военных задач практически отсутствовало, он представлял собой чистый солнечный свет. И вы могли греться в его присутствии с таким же успехом, как если бы делали это на солнце. Йан, его физический двойник, шествовавший навстречу мне подобно двуглазому Одину, был его тенью.
Вот здесь-то наконец дорсайские легенды и стали реальностью. Это был угрюмый человек с железным сердцем и темной, уединенной душой. В могучей крепости его тела, бывшего самим Йаном, он обитал, подобно какому-то отшельнику на высокой горе. Это был одинокий и яростный горец из его далеких предков, снова пробудившийся к жизни.
Не закон, не этика, но данное слово, верность своему клану и обычай кровной мести правили Йаном. Он был человеком, который пересек бы сам ад, чтобы исполнить долг добра или зла. И в тот момент, когда я его увидел идущим мне навстречу, я наконец понял его и неожиданно возблагодарил всех богов, какие еще могли оставаться, за то, что его долг не имел никакого отношения ко мне.
Затем мы разминулись с ним, и он скрылся за углом.
Я вспомнил, что, по слухам, эта его мрачность практически никогда не исчезала, кроме как в присутствии Кейси, словно он в действительности был половинкой своего брата. И если он когда-либо утратит это светоносное воздействие присутствия Кейси на себя, то, вероятно, будет навечно приговорен к собственной тьме.
Это соображение мне пришлось вспомнить позже. Как я вспомнил об этом, когда увидел его идущим мне навстречу.
Но сейчас я уже забыл о нем, пройдя через вход и оказавшись в месте, которое мне показалось небольшой оранжереей, и увидев знакомое добродушное лицо и коротко подстриженные седые волосы Падмы. Он был одет в свое голубое одеяние.
— Входите, мистер Олин, — пригласил он, вставая, — и пойдемте со мной.
Он повернулся и прошел сквозь арку из фиолетовых цветов ломоносов. Я последовал за ним, и мы очутились в небольшом дворике со стоявшим там роскошным аэрокаром. Падма уже забрался на сиденье перед пультом управления. Он придержал дверцу открытой для меня.
— Куда мы направляемся? — спросил я, когда забрался в машину.
Он прикоснулся к пульту автопилота. Машина поднялась в воздух. Он предоставил ей возможность самой управлять своим движением и развернулся в своем кресле лицом ко мне.
— В полевой штаб командующего Грина, — ответил он.
Глаза его по-прежнему несли в себе этот странный светло-коричневый оттенок, но казалось, что они словно отражают и плывут в солнечном свете, изредка пробивающемся сквозь прозрачную крышу аэрокара в тот момент, когда мы достигли заданной высоты и начали горизонтальный полет. Я не мог прочесть ни их выражения, ни выражения его лица.
— Понятно, — произнес я. — Конечно, я понимаю, что вызов из штаба Грина мог достичь вас гораздо быстрее, чем я на своей машине. Но я надеюсь, вы не думаете, что он задержал меня или что-нибудь в этом роде. У меня с собой мои верительные грамоты Непредвзятости, защищающие меня как журналиста. И кроме того, соответствующие разрешения как от Содружества, так и от Экзотики. И я не намерен нести ответственность за любые заключения, сделанные Грином во время нашей беседы, которая прошла наедине.
