Падма неподвижно сидел в кресле своего аэрокара, разглядывая меня. Его руки, сложенные на коленях, выглядели бледными на фоне его голубого одеяния, но синие вены под кожей его кистей вырисовывались отчетливо.
— Вы направляетесь туда со мной по моему собственному решению, а не по решению Кейси Грина.
— Хотел бы знать, почему, — скованно сказал я.
— Потому, — медленно произнес он, — что вы очень опасны.
Он по-прежнему неподвижно сидел, смотря на меня немигающим взглядом.
Я подождал, пока он продолжит, но он молчал.
— Опасен? — спросил я. — Опасен для кого?
— Для нашего будущего.
Я уставился на него, а затем рассмеялся и внезапно рассердился.
— Бросьте! — воскликнул я.
Он медленно покачал головой, но его глаза ни на секунду не покидали моего лица. Меня поражали эти глаза. Невинные и открытые, как у младенца, но за ними я не мог разглядеть самого человека.
— Хорошо, — сказал я. — Объясните мне, почему я опасен?
— Потому что вы хотите уничтожить одну из жизненных частей человеческой расы. И вы знаете, как.
Последовала короткая тишина. Аэрокар бесшумно скользил в облаках.
— Пожалуй, это весьма странное предположение, — медленно и хладнокровно произнес я. — Интересно, откуда вы пришли к такому заключению?
— Из наших онтогенетических вычислений, — так же холодно ответил Падма. — И это не предположение, Тэм. Как вы сами знаете.
— О да, — произнес я. — Онтогенетика. Я собирался немного разобраться в этом.
— Ну и как, вы разобрались в этом, Тэм?
— Раньше? — спросил я. — Пожалуй нет, но сейчас — да. Правда, сначала все это показалось предельно ясным, насколько мне помнится. А что насчет эволюции?
— Онтогенетика, — заговорил Падма, — является наукой, изучающей эффект эволюции на взаимодействующие силы человеческого общества.
— А я являюсь такой взаимодействующей силой?
— В данный момент и некоторое время назад — да, — ответил Падма. — И, возможно, еще несколько лет в будущем. Но может быть, и нет.
— Это похоже на угрозу.
— В некотором смысле это так и есть, — глаза Падмы снова отразили свет, когда я попытался рассмотреть их. — Вы вполне можете уничтожить и самого себя, так же как и других.
— Мне бы очень не хотелось этого.
— Тогда, — сказал Падма, — будет лучше, если вы внимательно выслушаете меня.
— Ну конечно же, — ответил я. Это мое дело — слушать других. Расскажите мне об онтогенетике и обо мне.
Он сделал несколько переключений на пульте и затем вновь повернулся ко мне лицом.
— Человеческая раса, — начал Падма, — перенесла эволюционный взрыв в тот момент своего исторического развития, когда колонизация звезд стала практически осуществимой.
Он сидел неподвижно, наблюдая за мной. Я придал своему лицу внимательное выражение.
— Это произошло по причинам, проистекавшим из расового инстинкта, который мы еще не до конца определили, но который по сути своей является самозащитой в природе.
Я полез в карман своей куртки.
— Пожалуй, лучше будет, если я сделаю кое-какие записи, — произнес я.
— Если так желаете, — спокойно произнес Падма. — Из этого взрыва вышли культуры, каждая из которых в отдельности явилась как бы гранью человеческой натуры. Боевой, сражающейся гранью стали дорсайцы. Гранью, которая отвергала все личностное в приверженности какой-то вере, стало Содружество. Философская грань привела к созданию Экзотиканской культуры, к которой принадлежу и я. Мы называем их Осколочными Культурами.
— О, да, — подтвердил я. — Я знаю об Осколочных Культурах.
— Вы знаете о них, Тэм, но не знаете их самих.
— Неужели?
— Нет, — повторил Падма, — потому что вы, как и ваши предки — с Земли. Вы старый человек полного спектра. И люди Осколочных Культур эволюционно превосходят вас.
Я почувствовал неожиданный слабый укол застарелой злобы внутри себя. Его голос отозвался эхом голоса Матиаса в моей памяти.
— Вот как? Боюсь, я не вижу этого превосходства ни в чем.
— Потому что вы не хотите, — ответил Падма. — А если бы захотели, то вынуждены были бы признать, что они отличаются от вас, и таким образом, судить о них нужно по другим критериям.
— Отличаются? Как же?
— Отличаются некоторым образом тем, что все люди Осколочных Культур, включая и меня, инстинктивно понимают то, что обычный полноспектровый человек должен либо воображать, либо предполагать.
Падма слегка поерзал в своем кресле.
— Вы сможете это понять, Тэм, если представите себе одного из членов Осколочных Культур как обычного человека, вроде вас, но с мономанией, которая полностью приковывает его к линии поведения существа одного типа. Но с одним вот таким отличием. Вместо того, чтобы остальные части мысленного и физиологического существа вне пределов этого существа-мономаньяка игнорировать и атрофировать, как это было бы в вашем случае…
— А почему именно в моем? — прервал я его.
— Ну, в случае любого полноспектрового человека, — спокойно продолжил Падма. — Так вот, эти части вместо атрофии изменяются, с тем, чтобы согласоваться и поддерживать мономанию, так что мы получаем не больного, а здорового человека. Только несколько иного.
— Здорового? — спросил я и перед моим мысленном взором вновь всплыло лицо взводного войск Содружества, убившего Дэйва на Новой Земле.
— Здорового, как культура. Не как случайный изуродованный индивид этой культуры. А как культура.
— Извините, — сказал я. — Но я этому не верю.
— Но это так, Тэм, — мягко произнес Падма. — Подсознательно вы верите. Потому что планируете использовать слабость такой культуры, которая должна ее уничтожить.
— И что же это за слабость?
— Очевидная слабость, являющаяся противоположностью любой силы, — ответил Падма. — Осколочные Культуры нежизнеспособны.
Должно быть, некоторое время я просто моргал главами. Я был по-настоящему поражен.
— Нежизнеспособны? Вы имеете в виду, что они не могут существовать сами по себе?
— Конечно же, нет, — подтвердил Падма. — Оказавшись перед лицом экспансии в космос, человечество отреагировало на брошенный вызов различной окружающей среды, попытавшись адаптироваться к ней. И оно приспособилось, стараясь использовать отдельно все элементы своей личности, чтобы посмотреть, какой из них устроится лучше. А теперь все эти элементы — Осколочные Культуры — выжили и адаптировались, и теперь пришло время снова соединиться в одно целое, чтобы произвести на свет более закаленного, ориентированного на всю Вселенную человека.
