Гудок отбывающего поезда прервал его воспоминания.
Электричка, которая прибыла на станцию в 7.12, теперь отправлялась дальше, в Нью-Йорк.
Стоктон не видел толком, кто садился в поезд, — в общем, оно было и не важно. Его только встревожил тот факт, что он слишком увлекся своими воспоминаниями и на миг утратил бдительность. Прежние ужасные истории вдруг ожили и поглотили его сознание. Разум оказался один на один с целой толпой монстров, которых довелось встретить Стоктону за его долгую, полную необычайных событий жизнь.
А сейчас ему нужно сосредоточиться.
Уже 7.32 — вот-вот прибудет следующий поезд.
Тот самый. Нехороший, опасный поезд.
Стоктон снова должен всех спасти. Чтобы когда-нибудь местные жители наконец поняли, сколько он для них сделал. Чтобы вспомнили байки, которые слышали о нем и его семье от своих родителей, бабушек и дедушек. Чтобы поверили в то, что все это правда! Когда-нибудь они обязательно все поймут и будут благодарны ему за то, что он хранил их покой. Старик Стоктон до сих пор еще кое на что годен: например, местным может очень понадобиться его совет и помощь. Конечно, он уже стар и слаб, ему не удержать винтовку, не отправиться в погоню, но он в здравом уме и трезвой памяти. И он много всего знает и помнит.
Жертв, конечно, как всегда, не избежать. Но тут уж ничего не поделаешь. Пока кто-нибудь не умрет, люди не задумаются над происходящим, не захотят слушать старика Стоктона. И эти жертвы обычно ужасны. Смерть жестокая и странная. Смерть при невыясненных обстоятельствах. Следы зубов на белоснежной шее обескровленной женщины. Детское тело, разорванное в клочья каким-то неведомым хищником, исхитрившимся к тому же вытатуировать на уцелевших участках кожи странные символы и знаки. Пожилой профессор, найденный мертвым в собственном кабинете, якобы умерший от разрыва сердца. Люди, вывернутые наизнанку. Изуродованные трупы с непонятным зеленоватым веществом в ранах. Вдовы моряков, найденные утопленными за много миль от ближайшего водоема. Пустые глазницы. Отрубленные головы.
Стоктону было искренне жаль потенциальных жертв.
Но он знал, что их не избежать. По состоянию трупов он обычно определял, с чем имеет дело.
Вернулась Айрин с очередным вопросом:
— Там вроде как прямо до костей пробирает?
Она, по-видимому, имела в виду внезапно наступившее похолодание. Девушка и сама не знала, насколько она была права. Стоктона и впрямь пробирало до костей, и вовсе не от холода. Старику становилось все тревожнее.
— Вроде того, — ответил он хмуро.
Стоктон попытался встать — с каждым днем эта нехитрая процедура давалась ему все с большим трудом. Он видел, что Айрин хочет ему помочь, и понимал, что в конце концов ему когда-нибудь придется с благодарностью принять ее помощь, опереться на ее плечо. На этот раз он все же нашел в себе силы подняться самостоятельно, едва не застонав от боли, пронзившей поясницу.
Опасная, нехорошая боль.
Он собирался пройтись по платформе с беззаботным видом гуляющего пенсионера. Не вышло. Каждый шаг требовал больших усилий, суставы скрипели, ноги подгибались — легкостью собственной походки он сам себе напоминал того мутанта, к которому доктор Стоун в свое время воспылал родительскими чувствами. Стоктон едва доковылял до выхода из вокзала. Айрин распахнула перед ним дверь — с джентльменской обязанностью пропустить даму вперед он сегодня явно был не в состоянии справиться. Старику осталось только поблагодарить девушку.
На улице и впрямь похолодало. Но Стоктон был этому даже рад — на морозе нервы теряли чувствительность и боль стихала.
По радио объявили о прибытии поезда. Вокзальные часы показывали 7.32. Поезда еще не было ни видно, ни слышно, но Стоктон уже чувствовал легкую дрожь платформы под ногами, чувствовал даже, как от этой дрожи во рту шевелятся зубные протезы.
Пока из-за поворота не появилась серебристая змейка электрички, ему почему-то казалось, что сейчас на станцию прибудет настоящий поезд, с паровозом, в клубах дыма. Заменившие старомодных паровых красавцев тупоголовые электрички до сих пор казались ему транспортом сомнительным. То ли дело старые добрые паровозики. И кому только могло прийти в голову, что они устарели?
Прибывший поезд остановился.
Стоктон ждал, когда откроются двери. Некоторые чудовища, конечно, умеют проходить сквозь стены, так что закрытые двери их не остановят, — некоторые, но не все. Большинство все-таки предпочитают не выдавать себя сразу и пользуются обычными входами и выходами.
Наконец двери открылись.
Со стороны могло показаться, что из поезда никто не вышел. Но Стоктон привык видеть невидимое.
Из вагона выплыло облачко, очертаниями напоминающее человеческую фигуру, и медленно двинулось по платформе. Там, где оно проплывало, на платформе оставались отпечатки босых ног. Стоктону показалось, он слышит, как стучат от холода зубы Невидимки.
Старик удовлетворенно хмыкнул, подумав, что интуиция его в очередной раз не подвела, — он с самого утра знал, что сегодня что-то должно случиться.
В отличие от прочих тварей, это был человек. Человек-Невидимка. И он знал, что Стоктон встретит его.
— Неужели это ты? — обратился приезжий к старику. — Наконец-то мы встретились!
Полупрозрачное облако двинулось в сторону Стоктона, дохнуло на него мертвящим холодом, а потом метнулось прочь и растворилось в прозрачном осеннем воздухе.
Потом откуда-то слева послышался сиплый кашель и невнятное бормотание. Про себя Стоктон отметил, что Невидимка говорит с британским акцентом.
Старому инспектору ничего не оставалось, как пойти на звук, последовать за невидимкой, изо всех сил напрягая зрение и слух, чтобы не упустить того, ради кого он сегодня пришел на станцию. По каким-то едва уловимым признакам Стоктон догадывался, что преследуемый совсем рядом. Осенняя грязь постепенно облепила ноги невидимки, и, увидев перед собой пару перемазанных глиной ног, шагавших, как казалось со стороны, абсолютно самостоятельно по полупустому перрону, полицейский немного успокоился: теперь-то это существо никуда от него не денется! Ужасные ноги, с длинными, почерневшими от грязи ногтями, шли неведомо куда. Впрочем, присмотревшись повнимательнее, можно было рассмотреть и их злосчастного обладателя. Стоктону бросилась в глаза струйка крови, вытекавшая у несчастного из уха, а еще бледная дряблая кожа, вся в глубоких морщинах. Из грудной клетки торчали переломанные ребра. Сквозь прозрачный живот виднелся скрученный кишечник, по которому перетекала какая-то отвратительная темная жидкость. Многострадальное тело, которому, похоже, порядком досталось за его земную жизнь, все никак не могло обрести покой. Темные прожилки змеились по каждой косточке, по каждому кусочку плоти, почерневшие легкие сокращались с огромным трудом.
