Ознакомительная версия.
Было легко, хоть и была печаль. Здания неаккуратной архитектуры, провожая меня прочь, поглядывали всеми своими окнами без интереса, но с ответной грустью. Мы знали, что больше не увидим друг друга, но сохраняли вполне беспечный вид, будто следуя правилу или привычке. Я добился здесь всего, чего хотел, и город оставил в себе все, что не желал отдавать, упрятав под надежный замок. Мы были квиты, и все же печаль не отпускала – быть может оттого лишь, что дни ушли безвозвратно, я стал старше, хоть и на ничтожный миг, и каждый фасад обветшал еще на малость, добавив потертостей и трещин. «Держитесь», – шептал я порой, обращаясь к молчаливым домам, и дергал рычаг скоростей чуть резче, чем нужно, но в остальном не отличался от сотен других приезжих, завершивших недолгий визит и спешащих прочь.
Спешить, правда, мне было некуда, и дальнейший маршрут все еще представлял собой загадку. Пока я просто ехал наугад, имея в виду не «куда», но лишь «откуда», не желая задаваться никакими целями. Осознание отказа от стремлений уже есть немалое стремление само по себе – мне хватало на настоящий момент. Что-то блеснуло сбоку – ну да, позолоченная арка, памятник сами знаем кому – значит город уже позади. Немного жаль, но, впрочем, уже почти и нет. Вот громада недостроенного Мемориала, из которой торчат железные прутья, а сразу за нею – покосившийся щит с традиционным пожеланием. Что ж, и вам того же, хоть вы и не едете никуда.
Краем глаза я заметил человеческую фигуру на обочине справа, сразу за дорожным щитом. Пожилой уже мужчина стоял, приподняв руку и голосуя мчащимся мимо машинам. Повинуясь внезапному импульсу, я резко затормозил, съехал с дорожной полосы и дал задний ход, подскакивая на обочинных рытвинах и ругаясь сквозь зубы на себя самого за необъяснимую блажь.
Голосующий, казалось, был удивлен до чрезвычайности. Он нерешительно подошел, помедлил, прежде чем заглянуть в кабину, а потом проговорил резким высоким голосом с некоторым даже вызовом: – «Мне далеко – миль двадцать отсюда, если не больше, хоть и прямо по этой дороге. И мне нечем платить, у меня украли бумажник». Закончив фразу, которая удалась ему с трудом, он тут же отвел взгляд и не увидел, как я кивком пригласил его внутрь. «Ох, простите, добрый день, я с этого должен был начать», – добавил он вдруг, спохватившись и снова глянув на меня своими странными круглыми глазами без ресниц.
«Садитесь, садитесь, – сказал я ему, стараясь звучать приветливо и сдерживая ухмылку, – мне по пути».
Незнакомец еще поглядел недоверчиво, потом повторил: – «Но мне нечем платить», – и, видя, что я не реагирую, пожал плечами и уселся наконец на пассажирское сиденье. Я заметил, что у него не было поклажи, и одет он был слишком легко для этого времени года.
«Вы не подумайте, – сказал он сердито через несколько минут, отвернувшись от меня и глядя в окно. – Я бы с удовольствием заплатил вам или, скорее, просто воспользовался автобусом, но у меня действительно украли и нет просто ни гроша».
«Да я и не думаю», – откликнулся я равнодушно.
«Я не проходимец какой-нибудь, и у меня нет привычки врать, – продолжал он. – Просто здесь странная история, я угодил, и там, куда мы едем, я тоже на птичьих правах. А вообще, у меня степень по астрофизике, но вы не верите конечно и конечно правы…»
«Нет, почему же, – я поглядел на него с интересом, – верю и даже очень охотно. Скажите, можно спросить?.. Дело в том… В общем, я давно хотел узнать у кого-то – это правда, что все летит прочь друг от друга – прочь и с огромными скоростями? Я имею в виду – расширяющаяся вселенная и подобное тому, или же это все враки? Вы извините, что я так, по-дилетантски, но очень интересно, а сам я далек…»
Незнакомец подумал секунду, глядя вперед на дорогу, потом сказал все тем же своим резковатым дискантом: – «Нет, отчего же, это вполне правомерный вопрос…» – и принялся рассуждать о гипотезе большого взрыва и спорах, бушующих вокруг. Глаза его разгорелись, лицо собралось мягкими складками, а руки сновали в воздухе туда-сюда, вычерчивая стремительные кривые, будто дирижируя сотнями одновременных мыслей.
«Взрыв был, и все прочь – да, похоже, – говорил он, поблескивая зрачками, – но был ли только один? В этом наиважнейший смысл, и никто пока не дал ответа. Потому, стоит допустить, и тогда – вовсе не только от, должно быть и к, в, а там – столкновение, толчок, новый катаклизм. Хороши принципы, если видно лишь на малую малость, а что если в бесконечность – почему обязана быть только одна? Представьте – много, или нет, пусть только два для простоты – два больших взрыва, и когда-нибудь осколки долетят, смешаются, встретятся – это что, расширение? Нет и еще раз нет, нужно не лениться, глядеть с каждой стороны, только тогда – вся картина. Быть может есть кластеры, фрагменты, разрозненные пятна, и мы – лишь внутри одного, принимая за полноту по слепоте. А вы говорите – довод…»
Он оборачивался ко мне, будто искал моей поддержки, жестикулировал и волновался, повторял некоторые вещи по нескольку раз, спрашивал сам себя и соглашался сам с собой. Я же, вслушиваясь напряженно и боясь пропустить хоть слово, был полон сочувствия к какой-то его тревожной страсти, что была отстраненней и неизбежней всех, известных мне, но знал, что никогда не смогу облечь ни в образы, ни в звуки даже и часть этого сочувствия, даже и крупицу понимания, легчайший намек на собственную тревогу, которую ни выразить, ни объяснить. Пусть и кластеры, пусть сгустки материи, но даже и внутри все разнесено на безмерные дали, как же решиться и охватить взглядом? – думал я, отвечая попутчику невнятными междометиями и стараясь запомнить хоть часть сказанного, чтобы потом поразмыслить без помех. – Так и должно быть, раз нигде не бывает по-другому, но ведь и нет средств, чтобы доподлинно убедиться. Или нужно принять как есть и не удивляться более?..
«Вообще, скажу я вам, – продолжал незнакомец, усмехаясь доверительно, – вообще все устроено по-своему, и нет причин гордиться излишней гипотезой – или стыдиться ее, если на то пошло. Мироздание не знает устали в разнообразии – у каждого явления своя суть, у каждого предмета, у каждой души. Возьмите хоть нейтринные потоки – вечное дыхание вселенной, задающее ритм и размер, а вот циклично ли оно – это вопрос, и вообще, есть ли у него начало и конец? Или например большие звезды – вы знаете, что у любой своя особая судьба? О, это интересно и поучительно в каком-то смысле. Одни медленно гаснут, хоть и притягивая на себя все, что вокруг, догорают долгие миллиарды лет, пожирают свои планеты, холодно меркнут. А другие взрываются, не выдержав собственной мощи – и это совсем другое дело, представляете, какое безумство, сколько динамики и движения, энергии и обломков, какие разные формы… Вот тогда-то все летит прочь, это да, пусть нам отсюда заметно не слишком. Мы и говорим с академической скукой – ну вот, еще одна туманность, несколько десятков галактик, плевое дело по вселенским меркам – но ведь если отступить на те же миллиарды лет, то какая же яркая была вспышка!.. Нет, нам слишком часто не хватает страсти, – прибавил он. – Я думал об этом весь прошедший год – и дома, и в больнице. Я вобще много болел весь прошедший год… Стойте, – воскликнул он вдруг, – мы проехали поворот. Это я виноват – заговорился и пропустил. Я дойду пешком…»
Ознакомительная версия.
