Среди этих центровых послесветов было немало таких, что считали, будто именно благодаря их присутствию в ядре Земля — живая и цветущая планета, а не просто каменная глыба, несущаяся сквозь космическое пространство. Они были убеждены, что вовсе не потеряны для живого мира, а являются неотъемлемой составной частью жизненного цикла. Были они правы или нет — для Майки не имело ни малейшего значения. Он не желал оставаться в центре Земли и потому решил вырваться оттуда любой ценой.
Поскольку физическая сила в Междумире определяется исключительно силой воли и поскольку Майки МакГилл обладал самой сильной волей из всех послесветов, угодивших в центр Земли, ему удалось выбраться на поверхность. Он не только восстал против гравитации, он сумел победить её, и потому оказался единственным духом, побывавшим в ядре планеты и вернувшимся оттуда. Но когда он вылез из-под земли, оказалось, что он превратился в отвратительнейшее чудовище. Монстр по имени МакГилл вселял страх в сердца всех послесветов. Существование в образе Единственного Истинного Монстра всего Междумира какое-то время вполне его устраивало, но в отличие от своей сестры Меган (более известной как Мэри Хайтауэр), во всём любившей порядок и неизменность, Майки не мыслил себе жизни без хаоса и перемен. Он не мог оставаться в образе чудовища вечно. И несмотря на то, что теперь он обладал экстраординарным даром придавать себе любую форму, превращать себя в сколь угодно мерзкое существо, Майки обнаружил, что по большей части его устраивает та внешность, с которой он явился в Междумир: миловидный юноша с волнистыми каштановыми волосами. А всё потому, что эта внешность нравилась Алли-Изгнаннице.
И так же, как любовь к Алли спасла Майки, теперь она угрожала погубить его. Потому что в течение последовавших за обвалом моста дней и недель, пока поезд с привязанной к нему Алли всё дальше уходил на запад, Майки вновь был на пути к центру Земли. На этот раз вместе с ним тонул ещё кое-кто — послесвет, когда-то известный как Ник, а теперь с гораздо большим основанием называемый Шоколадным Огром.
Майки решил пройти под Миссисипи, вместо того чтобы пытаться преодолеть сильнейший ветер. Это был риск, но риск оправданный: он считал своим долгом спасти Алли, а другого способа проникнуть на западный берег реки Майки не видел.
Он задумал вот что: утонуть в земле, затем пробиться сквозь скальную породу под руслом реки и выйти на другой стороне. Нечто подобное он уже проделал несколько лет назад, когда нырнул в землю верхом на лошади, чтобы выручить Алли.
Однако сейчас дело оказалось куда более сложным. В тот раз, когда он вытащил Алли из недр, в Майки было гораздо больше от монстра; его наполняла самонадеянная, сметающая всё на своём пути ярость, которая помогала противостоять тяготению. Но сейчас Майки уже больше не был чудовищем. Общение с Алли сделало его слишком человечным. Конечно, он по-прежнему мог превратить свои руки в пару лопатообразных клешней, что значительно облегчало продвижение сквозь камень живого мира, но ему пришлось признать, что одного этого для подъёма из глубины недостаточно. Здесь требовались невиданная сила воли и жгучее остервенение — более жгучее, чем жар земных недр. Воля у Майки МакГилла, несомненно, была, но любовь к Алли пригасила пламя его ярости.
К тому же теперь ему приходилось тащить ещё и Ника.
С Ником случилось то, что и предсказывала Мэри: небольшое коричневое пятно у рта — след от шоколадного батончика, который он ел в момент смерти — выросло, словно плесень, и пожрало его. От Ника не осталось ничего, кроме сгустка шоколада.
И расплавиться бы ему и растечься, превратившись в ничто, если бы не Майки, который до того отшлифовал свои навыки, что стал способен изменять не только собственную, но и чужую внешность. Майки собрал горько-сладкую какао-массу и, превзойдя самого себя по части терпения, придал ей форму, более-менее напоминающую человеческую.
Но Ник больше не был самим собой.
У него остались лишь смутные воспоминания о том, кем он когда-то был. Ник, словно младенец, полностью зависел от Майки. Не обладая ни собственной волей, ни собственным сознанием, он теперь по-настоящему стал Шоколадным Огром.
И несмотря на всё это, Майки пошёл на риск. Оба духа потонули в зыбкой почве живого мира.
— Я боюсь, — густым шоколадным голосом пробулькал Огр.
До того, как они погрузились в землю, Майки пообещал другу, что всё будет хорошо, и Огр ему поверил. Но по прошествии всего нескольких минут после того, как померк свет солнца, Майки осознал, что, возможно, переоценил свои силы. Оба послесвета проваливались всё глубже и глубже.
— Шевели руками! — прокричал Майки. — Бей ногами, как будто плывёшь!
— А что такое «плывёшь»? — спросил Огр. Дух, который когда-то был умным и сообразительным Ником, стал теперь полудурком, у которого полностью отсутствовали какие-либо навыки выживания.
Так они и продолжали двигаться вниз, хотя Майки прикладывал все усилия, чтобы вытащить их наверх.
Так продолжалось несколько недель. Майки боролся с гравитацией, таща на плечах бесполезный груз в виде Шоколадного Огра. Майки не имел понятия ни о том, как глубоко они ушли в землю, ни о том, насколько далеко они продвинулись на запад, миновали ли Миссисипи, текущую где-то в вышине над их головами.
— Темно! — вскрикивал по временам Огр, словно впервые заметил.
— Когда темно — это хорошо, — каждый раз отвечал Майки. — Вот если скала вокруг начнёт светиться — тогда у нас, считай, крупные неприятности.
Да, светящийся камень означает магму, а магма в свою очередь будет означать, что они прошли через земную кору и скоро опустятся в мантию. Жар не убьёт их, но они начнут тонуть быстрее, и тогда прости-прощай надежда вернуться наружу. Они будут опускаться до тех пор, пока не останется никакого другого направления кроме как вверх, и тогда они присоединятся ко всем остальным — тем, которые, должно быть, до сих пор распевают «триллион бутылок пива на стене»[10] — песенку, которую завёл Майки в свой первый визит к центру Земли. Он рассчитал, что её хватит лет этак тысяч на тридцать с небольшим.
Но пока что они ещё только на пути туда.
Скала вокруг них оставалась тёмной и относительно прохладной, и это означало, что они опустились не более чем на пару миль, а значит, у них ещё была надежда выбраться. Майки продолжал бороться.
— А может, махнуть на всё рукой? — спросил как-то Огр. — И будь что будет. Пусть земля поглотит нас. Разве это не отличный выход?
— Нет!
Предложение Огра вывело Майки из себя. Поотрывать бы этому шоколадному дураку все руки и ноги за такие предложения! И тут Майки обнаружил, что ярость придала ему сил. Если он напустится на Огра, то это ни к чему не приведёт, но если направить свой гнев на то, чтобы проложить себе дорогу наверх — из этого, глядишь, что-то и получится!
