Тишина…
— Заберите меня, заберите куда угодно — арестуйте, в милицию, в тюрьму, — только заберите меня отсюда, хоть кто-нибудь!!! — визжала Анна.
Крики утонули в равнодушной серой пелене. Анна покачнулась. По мягкой спирали она стремительно планировала куда-то в темноту. «Опять обморок? — мелькнула вялая мысль. — Я становлюсь тургеневской барышней».
Стиснув кулак, она ударила по стене. Боль привела её в чувство…
Выходить наружу не хотелось. Стоять рядом с разбитой витриной, постоянно чувствуя, как что-то с равнодушной жестокостью смотрит на неё сквозь туман, было страшно. Анна устало провела рукой по лицу.
— Вот так, значит? — сказала она. — Вот так вот…
Манекен тупо смотрел на неё. Идеальная фигура… тощенькие, гладкие ноги… яркие губы. Анна натянула манекену на нос широкополую модную шляпу. Ты всего лишь глупый кусок пластика! В примерочных кабинках стояли люди, сдерживая смех. Когда Анна поворачивалась в их сторону, они исчезали с жестокими и наглыми ухмылками. В углах бутика манекены кривили губы в презрительных усмешках.
— Ну, за что же… так?.. — тихо сказала Анна и села в глубокое кресло, повернув его спинкой
к глухой стене. Отсюда был виден весь бутик и разбитый проём витрины…
Спустя час она опрометью выскочила на улицу. А ведь и в самом деле — темнеет! Значит,
время всё-таки движется. Значит, скоро ночь! Мысль о том, что она останется на этой жуткой улице ОДНА, в темноте, напугала её до полусмерти. Домой, домой, обратно к себе — там, по крайней мере, всё своё, родное! Анна шарахнулась от, как ей показалось, внезапно возникшего в густеющем тумане, киоска, и, пробежав метров пятьдесят, свернула в знакомую арку. Вот и двор. Растерянно остановилась: здесь туман сгустился необычайно. Возле подъезда проклятая хмарь застыла неподвижным серовато-жёлтым комом.
— Пустите же меня домой, слышите? — жалобно, сквозь подступающие слёзы, пробормотала Анна.
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
И — словно чей-то взгляд за спиной. Оглянулась — никого! Знакомо заболели виски и глаза, кожа заныла. Опять ЭТО — это состояние, сравнимое с половым возбуждением, но доставляющее не радость, а мучительное чувство постороннего присутствия в себе самой.
— Я иду домой! — упрямо прошептала Анна и шагнула к подъезду.
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
Туман облепил тело как скользкое желе. Одежда намокла сразу же, до белья. Волосы, кожа казалось покрылись теплым гелем. Это упругое НЕЧТО проникало в каждую пору кожи, в рот, в ноздри, забивало уши, выедало глаза. Ощущение растворения в этой массе, полного слияния с ней. Тело, мозг, сами мысли становились гелем-желе-туманом — растворялись — исчезали. Странный взгляд насквозь — выворачивает, полощет в густом мареве.
Ты — ничто, ты — никто, ты — нечто, тебя уже почти нет.
— Нет! — Анна с усилием подняла онемевшие руки. Чувствительные кончики пальцев,
казалось, кровоточили — так больно было рвать эту бестелесную туманную массу. — Нет! Я живая! Ты слышишь меня? Я — есть!
Туман дёрнулся в конвульсии и, съежившись, втянулся в подвальное окно. Анна, пораженная тем, что ещё жива, абсолютно мокрая, стояла у своего подъезда. Вход был свободен. «Вот ты и приняла душ», — нелепая мысль заставила её истерически расхохотаться. Обострённым восприятием она опять почувствовала на себе это странный, пристальный, холодный, оценивающий взгляд. Ей казалось, что она стоит совершенно голая и беззащитная перед ухмыляющимся хозяином. Она не видит его, а он разглядывает её со всех сторон, раздумывая как изощрённее поиграть с ней — новой игрушкой. Между ног стало горячо и влажно, по телу побежали мурашки…
Смех оборвался. Анна поняла, что он беззвучно смеётся вместе с ней…
Анна испуганно, по щенячьи, заскулила и кинулась в подъезд. Пулей взлетела на свой второй этаж, впорхнула в квартиру, крепко закрыла дверь, припёрла её телефонной тумбочкой, зачем-то накидала сверху всю висевшую на вешалке одежду: плащи, куртку сына, неубранное в шкаф демисезонное пальто. Схватила домашние тапочки, кинула в направлении двери один, потом другой, и замерла, тяжело дыша…
В квартире было тихо и тепло. Пахло жасмином, который рос в горшке на солнечном окошке. «Жасмин всегда особенно сильно пахнет вечером» — подумала она. Она ухватилась за эту фразу, как за спасательный круг, не дающий ей утонуть в безумии.
— Жасмин всегда особенно сильно пахнет вечером! — она не замечала, что почти кричит. — Жасмин всегда особенно сильно пахнет вечером!
Эти слова успокаивали. Они были правильными. В конце концов, Анна пришла домой! Слышите, вы все?! Вы — кто бы вы там ни были!..
Анна пришла домой!
Она сняла с себя промокшую одежду и бельё, бросила всё прямо в ванну, вытерла волосы полотенцем. Одела сухое и чистое домашнее платье. Уже совсем стемнело. Стараясь не смотреть за окно, плотно задёрнула шторы на окнах. Достала из шкафа большую восковую свечу, купленную в Храме по случаю Пасхи. На холодильнике лежал коробок спичек. Чиркнув спичкой, зажгла фитиль. Прошла в комнату, поставила свечу на стол рядом с неработающим компьютером.
Комната озарилась неярким мерцающим, теплым светом. Немного подумав, достала из своего «женского» шкафчика ещё несколько тонких разноцветных свечей (из настоящего воска!), которые покупала зимой к своему дню рождения. Одну их них — зажженной оставила на подоконнике. Не раздеваясь, она легла на диван, прижимая к себе спички и «деньрожденные» свечки. Почувствовала на груди тепло гранатового крестика. Свернувшись калачиком, и крепко-крепко зажмурив глаза, Анна лежала, как в детстве, вдыхая успокаивающий запах свечного воска…
…измученная, уже засыпая, она опять почувствовала холод пристального взгляда на спине. Этот оценивающий взор ползал по её ногам, потом поднялся к бедру, пытаясь забраться под юбку… он был груб, как пьяный, страшный в своей силе, незнакомый и равнодушно-жестокий насильник.
Анна, не открывая глаз, нащупала одеяло и завернулась в него.
— Господи! — подумала она, изо всех сил стараясь не заплакать от бессилия. — Это ад? Это ад?! Да за что же, за что?
И провалилась в спасительную темноту сновидений. Эта темнота не была угрожающей. Она была мягкой, тёплой и ласковой… и только где-то далеко-далеко, на самом краю этой безбрежной и успокаивающей мглы сна, слышалось далёкое…
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
