что же делать, как вдруг поднялся сильный ветер. На мгновение он раздул огонь до яростных белых языков, но тут же сбил его. Весь дым моментально рассеялся, и обстановка приобрела такую кристальную чёткость, какая бывает только в вакууме.
Я отвернулась и поспешила в укрытие.
Я притаилась на груде хромированных труб, не далее, чем в двадцати метрах от двух фигур в скафандрах, патрулирующих коридор. Я пыталась притвориться куском гнутой трубы, но была не уверена, как это лучше сделать. Наконец я решила не шевелиться и думать, как труба, и вроде бы это сработало.
Одним глазом я поглядывала на часы, другим на солдат, а ещё одним — на мигающий красный огонёк на своём головном дисплее. Поскольку в сумме это даёт три глаза, вы можете представить, как я была занята. Я была самым занятым неподвижным человеком, которого вы когда-либо видели. Или не видели.
Как будто этого уже не было предостаточно, я параллельно ещё и звонила по всем телефонным номерам со своей обширной карты памяти.
Забудьте о таких банальных изобретениях, как огонь, колесо, лук и стрелы или плуг. Человек не стал по-настоящему цивилизованным, пока Алекс Белл не произнёс эти бессмертные слова: "Чёрт, Уотсон, я пролил кислоту прямо себе на яйца". Я не могла прятаться вечно, у меня заканчивался кислород, и оставалась последняя надежда — вызвать помощь по телефону. Я поклялась: если у меня получится, каждый год в день рождения г-на Белла я буду зажигать свечу.
Положение моё было аховое, но могло быть и хуже. Я могла оказаться в числе полицейских из Кинг-сити, которых (как я позднее узнала) насильно включили в первую штурмовую группу, брошенную на Вирджинию-сити. Мало того, что толпа местных оказалась вся сплошь вооружена, мало того, что по площади бегала злейшая и абсолютно бесстрашная собака, так им ещё и не выдали скафандров. И когда войска второй группы, действовавшие на поверхности, начали перерезать кабели, по которым поступала энергия от солнечных панелей наверху свалки, отключилось нуль-поле, удерживавшее воздух внутри поселения.
Так вот что произошло сразу после того, как в меня разрядил свой лазер последний полицейский! Воздух, стремительно утекавший с площади, сначала раздул, а затем потушил пламя на трупе Уинстона.
Эта утечка была не такой, как та, что случилась в "Нирване", иначе я бы с вами уже не разговаривала. Обычно при прорывах купола огромная масса воздуха с силой вырывается через сравнительно небольшое отверстие. Вас подхватывает, со всего маху колотит обо всё, потом сжимает так, что даже в нуль-скафандре шансы на выживание невелики. Но когда отключается нуль-поле, оно исчезает всё разом, и воздух просто разрежается. Поднимается лёгкий ветерок, потом раздаётся хлопок, будто лопается мыльный пузырь. А затем толпа полицейских и солдат хватается за горло, кашляет кровью и тихо опускается на пол. На моих глазах так погибли двое. Полагаю, это довольно быстрое и относительно мирное расставание с жизнью, хотя меня до сих пор подташнивает от одной мысли об этом.
Тогда мне показалось, что нуль-поле выключили хайнлайновцы. Это был бы логичный тактический ход с их стороны. Так они обычно тушат пожары, а к тому времени, как утёк воздух, пожаров кругом пылало уже бог знает сколько. К тому же было просто нелогично со стороны нападавших обесточивать поселение, зная, что у первой группы нет скафандров.
И тем не менее именно вторая группа убила своих же, и это была не единственная бессмыслица в том штурме. Но я узнала обо всём значительно позже. А когда пряталась среди труб, мне было известно только, что куча народу пытались меня убить и ещё больше — по-прежнему пытаются. После того, как отключилось нуль-поле, игра в кошки-мышки шла уже часа три.
Отключение энергии моментально превратило коридор, по которому я собиралась попасть на "Хайнлайн", из серебристого цилиндра в тёмный канал, пробуренный сквозь бесконечные груды мусора. По такому я пробиралась ощупью много недель назад, чтобы впервые проникнуть в этот дом безумных аттракционов. И это было чертовски прекрасно, потому что совсем скоро после утечки воздуха я встретила первого из множества людей в скафандрах, шедших по коридору мне наперехват.
На самом деле мы не встретились, что тоже было очень хорошо, поскольку у встречного или встречной был в руках лазер, совсем как тот, что чуть не поджарил меня. Я увидела, что кто-то идёт навстречу, пока он (буду говорить "он", потому что все солдаты были мужчинами и двигался встречный как-то по-мужски) был ещё далеко, и успела вжаться в стену. Или в то место, где была стена. Видите ли, по ходу коридора было немало провалов, достаточно широких, чтобы туда втиснулась даже беременная.
Но, шагая в провал, никогда не знаешь, что там встретится. Ты находишься в мире, где нет рационального порядка, в трёхмерном лабиринте, выстроенном случайным образом из подручных материалов. Одни куски крепко держатся на месте под давлением вышележащего мусора, другие пугающе нестабильны. В некоторые нычки, образованные ими, можно проскользнуть и протиснуться довольно глубоко, а потом через сообщающиеся пустоты вылезти в другое помещение, как в поломанном гимнастическом снаряде "джунгли". А в некоторых укрытиях метра через два натыкаешься на тупик, из которого и крыса не выберется. Всякое бывает. И снаружи нипочём не догадаться, что именно.
Моё первое прибежище было как раз из неглубоких, так что я вжалась в плоскую стену и принялась постигать дзен неподвижности. В этом многое сыграло мне на руку. Не было нужды специально сдерживать дыхание, поскольку в нуль-скафандре я и так не дышала. Не нужно было соблюдать тишину — в вакууме всё равно ничего не слышно. К тому же маскировочный эффект у моего скафандра так хорош, что враг не увидел бы меня, даже если бы я лежала прямо у него на пути.
Я повторяла про себя все эти доводы, но всё равно состарилась лет на двадцать, когда преследователь, поводя бластером влево-вправо, прокрался мимо так близко, что я могла бы дотронуться до него, вытяни я руку.
Затем он удалился и кругом снова стемнело. (А я не сказала, что все лампы погасли, когда перерезали кабели? Ни одна не горела. И врага бы я не увидела, не будь у него при себе фонаря.)
Мне тоже захотелось фонарь. Захотелось больше всего на свете. Без него я не представляла, как сумею выбраться в безопасное место. Стало уже так темно, что я едва могла различить бесполезное оружие, зачем-то прихваченное с собой,
