– Твоя деревня ведь, кажется, близ западной опушки Данеранского леса? Ты туда вернуться не хочешь?
– В деревню? – Она вскинула на меня глаза и задумалась. – Я не очень-то ее помню.
– Но у тебя там, наверное, была семья. И твоя мать…
Она покачала головой:
– Никакой матери у нас не было. Нашим хозяином был Ган Були. Он часто нас бил. И моя сестра… – Она не договорила.
Возможно, бог удачи все-таки немного помог Меле в трудную минуту.
Но не Ирад.
– Ладно, все ясно. Тогда ты пойдешь со мной, – деловито сказал я, стараясь ее успокоить. – Но послушай-ка меня. Тут дело вот в чем: нам придется идти по проезжим дорогам, через разные селения – во всяком случае, иногда – и встречаться с разными людьми, так что, по-моему, было бы лучше тебе прикинуться моим младшим братишкой. Ты сумеешь притвориться мальчишкой?
– Конечно сумею! – Она была явно заинтересована. Подумав немного, она заметила: – Только нужно мне имя выбрать. Я могу, например, стать Мивом.
Я чуть не вскрикнул: «Нет!» – но вовремя осекся. Пусть у нее будет такое имя, какое ей самой нравится. В конце концов, Мив, как и Меле, имя весьма распространенное.
– Ладно, Мив, – сказал я с некоторым усилием. – А я тогда буду Авви.
– Авви, – повторила она и прошептала с улыбкой: – Авви Клюворыл!
– Так, хорошо. Теперь запомни: мы с тобой не рабы, потому что в Урдайле никаких рабов нет, а мы якобы оттуда. Я – студент университета в Месуне. Я учусь у одного великого человека, который живет там и сейчас ждет нас. А тебя я взял с собой, потому что хочу, чтобы ты поступил в школу при университете и тоже учился. А родом мы из тех краев, что с востока примыкают к Великим Болотам.
Меле кивнула. Ей все это казалось в высшей степени убедительным. Но ведь ей и было-то всего лет восемь.
– Я очень надеюсь, – продолжал я, – что нам все-таки удастся по большей части держаться вдали от больших дорог. У меня есть кое-какие деньги, так что еду мы сможем покупать в деревнях и на фермах. Но вести себя везде нужно очень осторожно и остерегаться охотников за рабами. Если мы никого из них не встретим, то все у нас с тобой получится.
– А как имя того великого человека из Месуна? – спросила Меле. Хороший вопрос! Я совершенно не был к нему готов и задумался. А потом назвал того единственного великого человека из Месуна, которого знал:
– Его зовут Оррек Каспро.
Она кивнула.
Но, похоже, никак не могла успокоиться; что-то еще было у нее на уме, и она, поколебавшись, все-таки сказала:
– Я не умею пи́сать, как мальчишки.
– Это не страшно. Если тебе понадобится пописать, я буду стоять на страже. Согласна?
Она кивнула. Теперь мы были готовы отправляться в путь. Чуть ниже по течению, вскоре после излучины, река стала значительно шире и мельче, и я сказал:
– Давай здесь и перебираться на тот берег. Ты плавать-то умеешь… Мив?
– Не умею.
– Ну ладно, если там будет слишком глубоко, я посажу тебя на плечи. – Мы сняли башмаки и привязали их к моему заплечному мешку. Затем я обвязал талию Меле тонкой бечевкой, а другим концом этой бечевки обвязал себя так, чтобы между нами оставалось несколько футов. Держась за руки, мы вошли в воду, и я тут же вспомнил то свое видение – с переправой через реку – и подумал: может, именно эту девочку мне и придется нести на плечах? Кстати, плечи у меня болели еще со вчерашнего дня. Но эта река совсем не была похожа на ту, из моего видения. Тщательно выбирая путь и двигаясь зигзагом от отмели к отмели, я ни разу не погрузился в воду выше пояса и вполне мог поддерживать Меле. Только в одном месте, где течение оказалось особенно быстрым, возле намытого островка из гальки, было довольно глубоко, и я велел ей покрепче ухватиться за веревку и как можно выше держать голову над водой. Я проплыл несколько ярдов вдоль этого галечного барьера, таща за собой Меле, и вскоре встал на ноги. Берег был уже рядом, и Меле с головой ушла под воду только в самый последний момент, когда ей показалось, что она уже может стоять, но до дна достать не сумела. Она вынырнула, задыхаясь и отплевываясь, я подтянул ее к себе, и мы легко преодолели последнюю полосу мелководья, отделявшую нас от берега.
Выбравшись на берег, мы наконец перевели дыхание и принялись сушить промокшую одежду. Отдохнув и надевая обувь, я сказал Меле:
– Итак, мы с тобой переправились через первую из тех двух великих рек, которые мне суждено было пересечь. Эта страна называется Бендайл.
– А вот герой Хамнеда хоть и был ранен, но все-таки переплыл реку, верно?
Нет слов, как меня это тронуло! Дело даже не в том, что историю о Хамнеде она узнала от меня. Дело в том, что она о нем думала, что он стал ей близок настолько же, насколько был близок и мне. Мы с этой девочкой говорили на одном языке, на том языке, каким я больше никогда не пользовался, с тех пор как оставил свое собственное детство в Этре. Я обнял Меле за хрупкие плечики, и она удобно привалилась ко мне.
– Давай-ка теперь поищем какую-нибудь деревню и купим там еды, – предложил я. – Но сперва я достану немножко денег, чтобы не надо было рыться в мешке на глазах у других людей. – Я извлек свой тяжелый шелковый кошелек, от которого все еще исходил слабый запах Куги, запах дыма и гниющих шкур; похоже, правда, к нему примешивался и аромат той вяленой рыбы, которую мне дали в дорогу мои сородичи с берегов озера Ферузи. Я развязал шнурок и, открыв кошелек, застыл в недоумении. Я хорошо помнил, что было в кошельке: несколько бронзовых монет и четыре серебряных. А теперь там, помимо бронзовых монет, лежали еще девять серебряных, четыре золотых из Пагади, которые в народе называют «диктаторами», и большая золотая монета из Ансула!
Оказывается, мой дорогой Куга был не только беглым рабом, но и вором.
– Как же мне идти с такими деньгами! – в ужасе воскликнул я. Я чувствовал ту опасность, которую способны навлечь на нас эти золотые. Ведь если кто-то догадается, что у нас в заплечном мешке целое состояние… Больше всего мне хотелось попросту выкинуть эти монеты в траву и забыть об их существовании.
– Тебе их кто-то подарил? – спросила Меле.
Я кивнул, говорить я не мог.
– Тогда можно зашить эти монеты в одежду, чтобы их никто не нашел! – уверенно предложила она, с любопытством и восхищением перебирая «диктаторы». – Эти очень красивые, но та, большая, лучше всех! У тебя есть иголка с ниткой?
– Только рыболовные крючки и леска.
– Ну, может, удастся раздобыть все это в деревне? Или, может, нам по дороге коробейник встретится. А шить я умею.
– Шить я и сам умею, – глупо обиделся я. – Ну в общем, сейчас лучше поскорее убрать все это в мешок. И зачем только мне удалось этот проклятый кошелек отыскать!
– А что, это очень много денег?
Я кивнул.
Она все еще рассматривала монеты.
– Г… о… – город П-а-к-…
– Пагади, – подсказал я.
– Ой, да тут слова идут кругом, по самому краю! «Город-государство Пагади, год 8» и что-то еще… – Меле склонилась над монетой точно так же, как склонялась над книгой в доме Барны, сидя за столом у Диэро при свете масляной лампы. Потом подняла голову, гордо улыбнулась и передала мне золотую монету. Глаза ее сияли.
Я положил в карман несколько четвертаков и бронзовых «полуорлов», а кошелек снова спрятал, и мы двинулись дальше по берегу реки, потому что там была ясно видна тропа. Наверное, с час мы шли молча, потом Меле вдруг сказала:
– Может быть, в том городе, куда мы идем, нам удастся выяснить, где моя сестра? Тогда мы смогли бы отдать солдатам эти золотые монеты и выкупить ее.
– Да, конечно, мы непременно постараемся ее выкупить, – сказал я, и сердце мое болезненно сжалось. А потому я поспешно добавил с некоторой тревогой: – Только разговаривать об этом ни с кем нельзя. Вообще ни с кем.
– Я не буду, – пообещала Меле. И больше не сказала об этом ни слова.
Следуя вдоль реки, резко свернувшей к северу, мы в полдень увидели впереди довольно большой город, и мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы войти туда. А вот Меле, похоже, совсем ничего не боялась, полностью доверяя моей силе и мудрости. Мы храбро дошли до рыночной площади, купили еды и маленькое одеяло для Меле, которое можно было также использовать и в качестве плаща. Затем я приценился к шкатулочке, где лежала крепкая новая игла и моток белых ниток. На рынке многим хотелось поговорить с нами; нас то и дело спрашивали, откуда мы идем и куда направляемся. Я, разумеется, всем рассказывал выдуманную нами историю, но этот «студент университета» для большинства местных жителей был фигурой настолько загадочной, что они просто не знали, как с нами обращаться. Полная пожилая женщина со стертыми зубами, например, потребовала целый четвертак за иголку с нитками и, с состраданием глядя на Меле, вздохнула:
– Уж больно, как я погляжу, тяжело жить в студентах такому маленькому парнишке-то!
– Просто он зимой очень много болел, – заступился я за «братишку».
