Боже мой, думал он. Когда же мы перестанем быть толстокожими? Когда будем видеть дальше собственного носа? И сколько мы еще будем создавать себе трудности, а потом гордо, под фанфары, преодолевать их? Мы — мастера лобового удара, крепкие задним умом…
— Почему ты еще не спишь? — спросил его тихий голос.
Калинов огляделся, но рядом никого не было. Только далеко впереди стояла под деревом какая-то пара. Кажется, целовались.
— Не крути, пожалуйста, головой, — произнес тот же голос. — Это я, Вита.
— Где ты? — спросил Калинов.
— В своей постели… Но рядом с тобой.
— А как ты меня слышишь? — спросил Калинов.
— Опять глупые вопросы?.. Я слышу то, что ты думаешь.
— Ты умеешь читать мысли? — спросил Калинов.
— Оказывается, умею… Но я поняла это только сегодня. И слышу лишь то, что ты позволяешь.
— Я хочу тебя видеть, — сказал Калинов.
— Этого я еще не умею. Но научусь, наверное… И ты научишься… Долгая пауза. — Если очень захочешь.
Уже совсем стемнело, только у самого горизонта, над Маркизовой лужей тянулась желто-зеленая полоса. Послышался какой-то звук, похожий на далекий стон.
— Что такое? — спросил Калинов.
— Это я плачу.
— Зачем?
— Не знаю.
— Где тебя найти? — Этот вопрос Калинов задал мысленно.
— Нет-нет! — прилетел быстрый ответ. — Я не хочу. И мне кажется, ты знаешь… До завтра!
И словно порыв холодного ветра пронесся у него в душе. Как кусок пустоты… Стало мерзопакостно, стыд льдинкой резанул его по сердцу.
Какая же ты сволочь, сказал себе Калинов. Подонок!.. Влюбил ведь девчонку в придуманную тобой личность. Что теперь с девчонкой делать будешь? Как правду скажешь? Или прикидываться начнешь — я не я и лошадь не моя… А что ты там пять минут назад о вере рассуждал? О мастерах лобового удара, крепких задним умом? О трудностях, которые гордо приходится преодолевать?.. Вот ты и создал себе трудности. И, боюсь, преодолевать их придется без фанфар и барабанного боя. Вместо фанфар будут проклятья матери и слезы дочери. А вместо барабанного боя — вопли средств массовой информации… Доказать, правда, никто ничего не сможет… Да и вообще, девка сама во всем виновата…
Он и не заметил, как в своих размышлениях из обвиняемой стороны превратился в потерпевшую. Ведь поскольку он был политическим деятелем, подобные метаморфозы происходили с ним не раз, и не было в них ничего особенного, ничего, что по-настоящему тронуло бы его душу. Ведь столько всего произошло за прожитые годы… Но чем-то его душа была все-таки тронута. Иначе зачем он мысленно позвал:
— Вита!
Ответом ему было черное безмолвие.
И в самом деле, с облегчением осознал он, куда уж мне, столетнему старцу? Гипнозом не спасешься: дисивер не делает тело моложе. Так что не будем заноситься. А равно и заниматься унылым самобичеванием. Ведь на самом деле все одновременно и сложнее и проще. Есть проблема и требуется в ней разобраться. И дать Совету свои рекомендации. А потом спокойно дожидаться смерти… Ну, детки-ангелочки, казачки-разбойнички, завтра я вам устрою проверочку! Будет вам дэй-дримчик — уж не обессудьте!
Он развернулся и отправился домой. Когда он проходил мимо целующихся пар, губы его трогала откровенно презрительная усмешка, но этого в темноте никто не видел. А потом ему попалась знакомая джамп-кабина, и ему вдруг очень захотелось войти туда и набрать искомый индекс, и презрительная усмешка пропала, но этого тоже никто не видел. Он по-стариковски потоптался возле кабины, размышляя над своими желаниями. И так и не вошел. Еще раз вдохнув сладкий вечерний аромат и улыбнувшись самому себе, он отправился спать.
Калинов поднялся в прекрасном настроении. Все было решено. Сегодня он должен закончить с этим делом. И нечего усложнять!.. Конечно, закрывать Страну Грез — глупость неописуемая, но на место этих ангелочков поставить надо. Настоящие чувства, видите ли, им нужны, глубина… А вы заслужите сначала! И не нытьем да попискиванием, а делом. Как мы!.. Как наши отцы и деды!.. Отцы и деды, правда, делали все по-другому. Но нам, во всяком случае, и в голову не приходило требовать от них чего-то еще.
Он наскоро позавтракал, запустил домашний комплекс на уборку и отправился претворять в жизнь задуманное.
Выскочив на улицу, он поежился. Видимо, метеослужба решила дать городу отдых от тепла и солнца. Утро было хмурое и холодное. Ветер пронизывал насквозь. По небу неслись с запада серые тучи. Деревья шумели и раскачивались из стороны в сторону. Можно было подумать, что в город раньше времени пришла осень.
У джамп-кабины нервно прохаживалась Лидия Крылова. Увидев его, она бросилась навстречу. Калинов остановился, соображая, куда бы от нее спрятаться, но Крылова спрятаться ему не дала. Подбежав, она крепко схватила его за руку.
— Вы извините меня, Александр Петрович, — сказала она. — Не удивляйтесь, я знаю, что вы — Калинов.
— Отпустите меня, — сказал Калинов. — Я никуда не денусь.
Комедия какая-то, подумал он. Мать ловит сбегающего из дома сыночка.
Она отпустила его, но сделала это с явной опаской, и Калинов почувствовал, что если он сделает какое-нибудь резкое движение, она снова схватит его за руку.
— Слушаю вас, Лидия… э-э…
— Сергеевна, — сказала она глухим голосом. — Александр Петрович!.. Саша!.. Сашенька!.. Я знаю, что ты… что вы видите моего Игоря… Я не буду вас долго задерживать… Я только прошу вас… Он уже две ночи не ночует дома… Вы скажите ему… передайте ему… — Она задохнулась. Если он не вернется, я умру!.. Так и передайте!
Она резко повернулась и пошла прочь, низко опустив голову. Было видно, как вздрагивают ее плечи.
Калинов вздохнул. А ведь и действительно умрет, подумал он. Чего доброго, руки на себя наложит… Ох уж эти человеческие самки! Я бы вообще запретил таким дамам иметь детей… Они не способны их воспитать. Ей-богу бы запретил, только вот есть мнение, что это, к сожалению, негуманно. Знать бы еще, по отношению к кому негуманно…
Он вполголоса выругался, еще раз посмотрел на Крылову и вошел в кабину.
В Дримленде, по обыкновению, было тепло и солнечно. Клод сидел на травке и читал какую-то книгу. Рядом, укрывшись курткой и по-детски улыбаясь, спал Игорь Крылов. Больше никого не было видно.
— Не верти головой, — сказал Клод вместо приветствия. Виты еще нет.
— А я и не ее ищу.
— И вообще никого нет. — Клод оторвался от книги и внимательно посмотрел на Калинова. — Кроме нас. Рано еще. Обычно все собираются часам к девяти.
