Наталья Баранова - Легенда об Иных Мирах

В темноте кабинета, средь старых полотен, праздник за окнами казался призрачной феерией, открыв сейф, мужчина достал аволу, укутанную шелком, взяв в руки, коснулся серебряных струн. Авола отозвалась, послушная каждому движению тонких, проворных пальцев. Авола пела, звуки текли, бархатные, мягкие, густые, они обволакивали и манили. Да-Деган, покачав головой, заставил себя остановиться, отложить аволу в сторону, снял кольца, бросив их на стол.

За окном, вспарывая темный бархат неба, пронеслась сияющая искра, и, словно ударившись о преграду, разбилась на сотни осколков, сияющих брызг. Он угадал удивление, восторг, смех. В небо, одна за другой, взлетали яркие искры салюта, расцветая бутонами и куполами, превращаясь в цветы и звездный дождь.

Подойдя к окну, вельможа смотрел на яркие сполохи, окрашивавшие небо во все цвета радуги, потом, в конце аллеи неожиданно закрутилось огненное колесо, все убыстряя бег.

Он выпустил из рук тонкую ткань портьеры, взяв в руки аволу, спустился в сад. Лиит стояла, ожидая у порога, чему-то улыбались ее глаза. Она, взяв его за руку, увлекла в сторону, туда, где под кронами деревьев, у берега пруда, стояла каменная скамья. Опустившись, она посмотрела на него снизу вверх, ее внимательный взгляд остановился на аволе, что мужчина держал в руках.

– Спой – попросила Леди, глядя прямо в его глаза. Он выдержал этот взгляд.

– О чем? – спросил, чувствуя, что не в силах больше сдерживать серебро и бархат голоса, показывая лишь ломкое стекло.

– Спой мне «Аюми Файэ», Аретт, – попросила Лиит, – я хочу услышать, что все вернется, и что Аюми, Странные Странники еще придут в этот мир, и то, что им, быть может, найдется место в этом мире, – она, улыбнувшись, коснулась руками мрамора скамьи, и, повернувшись, вновь заглянула в лицо с точеными чертами аристократа.

– Почему? – спросил вельможа.

Женщина, не ответив, пожала плечами, посмотрела в небо, расчерченное сполохами.

– Ты знаешь ответ, – проговорила, помедлив.

Он кивнул, отвернувшись от сияния глаз Лиит, посмотрел на дом, на толпу, застывшую, молчаливую, глаза людей прикованные к феерии огня не замечали ни его, ни его спутницу. Улыбнувшись, вельможа перевел взгляд на искусно вырезанную женскую головку на грифе. Пальцы коснулись струн, извлекая мелодию, потонувшую в окружающем грохоте.

Авола пела. И голос ее, послушный движениям его рук, звучал то тихо и страстно, то весело и звонко. Звуки струн, которых касались его пальцы, словно сами выговаривали слова, слова мерещились в напеве мелодии, и казалось, что где-то рядом тихо, вторя мелодии, поет человек.

Авола пела о любви и о разлуках, о счастье, и страданьях, о том, что у всего в этом мире есть оборотная сторона. И о том, что в этих переходах проходит жизнь.

Авола пела, послушная его воспоминаниям и чувствам. Авола пела. И пел он. Тихий голос набирал уверенность и силу, играл как бриллиант, то бархатный, то шелковый, то горестный, то нежный. Завораживали интонации, захлестывая, вызванными им пенными шквалами чувств, обрушивались, как волна, вызывая слезы.

И когда стих грохот салюта, и стих удивленный гул, только этот голос, чистый, как родник, мягкий, светлый, пронзал сердца, будил и будоражил, манил и обещал, говоря о любви. Ареттар пел в полной, окружившей дом тишине, произнося слова, как пророчество и сам в пророчество это веря. Его слова касались душ, словно пальцы его перебирали не струны аволы, а оголенные нервы, от звука этого голоса в сердцах рождался свет, даря очищение и веру, даря надежду, заставляя забыть горе и ненависть.

18.01.2004 год.