Он осознал, что в Лондоне, в его родной стране больше никто не улыбнется, увидев его. Бен вспоминал комнату миссис Биггс, там он был счастлив, когда присматривал за ней, вспоминал Риту, ее доброту, потом собственный дом, но как только представил мать, увидел и ту сцену, когда она сидела на скамейке в парке и похлопывала по ней, чтобы Пол подошел и сел рядом. Пол, образ ненавистного брата разросся и заполнил все воображение Бена, вызывая помыслы об убийстве.
Думать о матери было невыносимо.
Потом Бен все же поднялся со стула и пошел гулять по набережной, потому что Ричард сказал, что надо, но ничего не замечал — лишь то, что сердце ужасно болит, он чувствовал такую тяжесть, что хотелось лечь прямо там, на тротуаре, где ходят люди, болтают и смеются.
Он сказал, что хочет лечь.
На следующий день Ричард — у него был запасной ключ от комнаты Бена — поднялся и увидел, что Бен лежит, свернувшись на кровати, глаза открыты, но он не двигается.
Бен привык подчиняться Ричарду, поэтому встал, когда Ричард сказал, что он должен это сделать, пошел поесть, немного погулял. Но ничего не сказал, ни слова.
Теперь Ричард собирался оставить Бена одного: пришло время. Он суетился, давал советы, уговаривал:
— Бен, ты не забыл, как это делать? Просто веди себя как тогда, когда мы были вместе, и все будет в порядке.
Бен не отвечал.
Утром Ричард, наконец, уехал — поговорив с девушкой у стойки и сказав ей, что деньги Бену лучше выдавать понемногу.
— В некотором смысле он как ребенок, — объяснил Ричард. — У него небогатый жизненный опыт.
Когда он прощался с Беном в его комнате, Бен лежал на кровати, свернувшись, и этот грубый и весьма жестокий человек чувствовал, что готов заплакать. О чем думал Джонстон, оставляя этого парня, этого простака, одного в таком мире?
Вот так Ричард ушел из жизни Бена, отправился искать свое местечко, где заживет свободно, где его больше не будут преследовать, как было всю жизнь, где он не будет ждать, что руки закона опустятся ему на плечи. Наверное, при расставании он был так близок к слезам из-за того, что они оказались почти в одинаковом положении. Из плана Ричарда ничего не вышло. Можно купить хороший домик за четверть миллиона, но надо еще как-то жить, платить за него, питаться. И он был вынужден вернуться к преступной жизни. У этой истории — несчастливый конец.
Бен сидел на кровати в темных очках и смотрел на голубой квадрат в стене. Ричард уехал, а ведь они были вместе все время, с самого приезда. Старушки не стало, и Риты, и Джонстона. В той жизни, когда он спал на скамейках в парке, в подъездах и на вокзалах, к тебе прижимался какой-то человек, так что можно было почувствовать согревающее тепло, а утром он уходил, и ты больше никогда его не видел. Бен чувствовал себя таким брошенным, невесомым, ничейным, что мог провалиться сквозь пол или взлететь к потолку. Но все же здесь ему есть где жить: комната оплачена на две недели вперед. Можно прятаться в ней; можно ходить по улицам, по которым он гулял с Ричардом. Еще Бену хотелось есть. Ричард сказал, что можно воспользоваться обслуживанием в отеле, если покажется, что в кафе слишком сложно, но Бен расценивал все, чего он раньше никогда не делал, как ловушку, в которой он мог запутаться и погибнуть. В фойе он ответил на улыбки женщины из-за стойки портье, а потом отправился в кафе. В то, которое знал лучше всего. Официант принес Бену его постоянный заказ: бифштекс и фрукты. Ричард учил его оплачивать счет, и Бен выложил столько, сколько официант сказал ему по-английски, но понял, что сумма больше, чем бывало раньше. Потом пошел на рынок. Теперь, без Ричарда, защищающего его от этого шумного яркого мира, французская речь причиняла ему боль, она была наполнена неизвестным смыслом и угрозами. Они вдвоем покупали фрукты на рынке, и Бен указал на виноград, персики, он не понял, что сказала продавщица, и протянул ладонь с деньгами — все они исчезли. По тому, как довольно ухмыльнулась женщина, отворачиваясь, по тому, как она засунула его деньги себе в карман, Бен понял, что его обманули. Он ощущал, что на него смотрят; понимал, что люди что-то говорят; потом, как если бы Ричард был с ним, он сел за столик в кафе, чтобы понаблюдать за событиями и людьми — Бен знал, что придется, как обычно, заказать сок, заплатить за него — встал и, спотыкаясь, пошел назад в отель. Он запаниковал. Это было самое ужасное мгновение. Осознание одиночества стучало в голове: Ты остался один, Ты остался один. Бен ощущал опасность со всех сторон, и это было правильно. Раньше Ричард его защищал, а теперь нет.
Бен вернулся к себе в комнату. А ночью пошел в бедные кварталы, в поисках девушки, но никого не нашел. Он собирался попробовать еще раз на следующую ночь. Бен думал о Рите, вспоминая лишь доброту, но прежде чем он смог бродить вдоль побережья, следовать за улыбками шлюх, подвергаясь риску, случилось кое-что еще.
У стойки портье кинорежиссер из Нью-Йорка беседовал с двумя молоденькими женщинами, которые должны были заказать ему обратный билет в Нью-Йорк. Алекс был человеком средних лет, но выглядел по-американски моложаво — худой, здоровый, в молодежной одежде, дорогой и яркой. Возвращение домой означает поражение. Три года назад, после продолжительных тревог и кризисов Алекс снял фильм — не тот, который хотел, на него но получилось раздобыть денег. Фильм рассказывал о том, как в южноамериканских городах молодые ребята становятся преступниками и наркодилерами, фильм оказался популярен, и Алекс был уверен, что люди ждут его следующую работу. В этот раз он будет бороться за то, чтобы снимать тот фильм, который он хочет, а если на это потребуется время… Время действительно требовалось, а деньги кончались. Весь год Алекс был одержим, как безумец, единственной мыслью: какой фильм, какой сюжет? В голове у него кружились идеи, даже во сне он мечтал то об одном городе, то о другом, но вскоре идеи уходили — они были недостаточно хороши; потом им овладевала новая фантазия. Дошло до того, что все, что он видел — каждая улица, бар, вокзал или аэропорт, — рождало сценарий. Весь мир стал фантасмагорией киносюжетов, и Алекс понимал, что понемногу сходит с ума. С полгода он думал, что будет снимать фильм про былые славные дни какого-нибудь средиземноморского порта, поэтому и приехал сюда. Но эта идея так ни во что и не оформилась, пора было уезжать. Однако Алексу не хотелось покидать этот берег, мечты о нем… Открылся лифт, и в фойе появился Бен, Алекс принялся следить за ним взглядом. Бен вышел через вращающиеся двери на улицу, остановился, вошел назад и плюхнулся в кресло. Он ухмылялся, — возможно, от приятной мысли о чем-то личном. Алекс давно уже не мог смотреть ни на что и ни на кого просто так, его воображение обязательно наполнялось яркими пленительными сценами. Он увидел мрачный горный склон, низкое хмурое небо, нагромождение черных вздымающихся камней, старые мощные деревья; услышал плеск воды; и вот из-за маленького водопада выходит приземистое волосатое существо с широкими плечами и мощной грудью, поднимает враждебные сияющие глаза, смотрит на чужака, Алекса, рычит, и на угот звук из-за камней и деревьев выходят ему подобные, бегут вверх по склону в пещеру — большое отверстие в склоне, — собираются там и настороженно ждут, гадая, какую угрозу может таить неизвестный. Внизу были кроны старых деревьев — Алекс мог бы поклясться, что никогда таких не видел, — и острые камни повсюду. Племя чего — карликов? Йети? Ни в кино, ни по фотографиям Алекс не помнил никого похожего на существ, которые стояли там и смотрели на него. Самые высокие — пять футов и три-четыре дюйма, остальные ниже — может, женщины? Из-за того, что они такие волосатые, сложно разобрать, кто какого пола. Жесткие светлые волосы на плечах, бороды, зеленые глаза. В руках появились дубинки, камни, некоторые — острые, как ножи… Видение потускнело и исчезло, и Алекс уставился на прилично одетого Бена, а тот смотрел на вращающиеся двери и думал, что он вернется в Лондон и будет искать Риту, в конце концов, в сейфе у него лежат деньги. Но Джонстон… Из-за мысли о Джонстоне на его лице снова появился испуганный оскал. Бен понял, что Джонстон его обманул, одурачил и бросил тут беспомощного, среди людей, издающих непонятные звуки.
