— Вам помочь?
Было видно, что сумка, висящая на плече, довольно тяжела.
— Помогите, — говорит.
Я взял сумку и пошел с ней рядом, чуть отстав.
— Где вы учитесь? — спросила она. По мне что, не видно, где я учусь? Я представил, какой от меня запах, вспомнив, как благоухал, например, Михалыч, выползая из конуры после недельного запоя. И отстал еще сильнее.
— Нигде, — говорю громко. — А вы где?
Она что-то ответила, я не запомнил, потому что у меня состояние такое стало — весеннее. А потом мы пришли и она забрала сумку, а я вдруг набрался смелости и спросил:
— Может. Мы с вами. Встретимся?
Голос у меня предательски дрожал и ломался. Она улыбнулась, опуская глаза, и сказала:
— Вы всерьез думаете, что я соглашусь?
Я осмелел и сказал:
— Я помоюсь. И побреюсь.
Сам улыбаюсь, но когда она посмотрела на меня, у меня аж рот перекосило. Я вообще своим лицом в минуты волнения управлять не могу.
— Этого мало, — говорит. — Вы сначала выберитесь со своего мусорозавода, или как там.
И пошла. Я догнал ее у калитки и говорю:
— Я выберусь!
Она посмотрела теперь серьезно:
— Вот и выбирайтесь. Года вам хватит, чтобы стать человеком?
И тут я по-дурости согласился:
— Хорошо, через год на этом месте!
— Договорились, — говорит. — Пока. Спасибо, что сумку донес.
Этот внезапный переход на «ты» меня сделал совершенно счастливым. Я проводил ее взглядом и почти побежал дальше. Внутри все бурлило — радостное возбуждение, сомнения, ревность, стыд, страх, чего там только не было.
Я отдал письмо и поехал на нашу сторону. Только не домой, а к Марине Евгеньевне. Она жила в небольшом домике на линии нашей теплотрассы, только она там под землей проходила. У нас ее тоже хотели под землю спрятать, но социальщики не дали. Ради нас. Устроили, блин, заповедник гоблинов.
Марина Евгеньевна вешала белье во дворе. Я подошел к заборчику и сказал:
— Здрасьте!
Она обернулась:
— Здравствуй, Денис.
Виду никакого не подает.
— Заходи, — говорит.
Я вошел и сел на крыльцо. И ведь не спрашивает, зачем пришел. Сейчас, говорит, чай будем пить, с вареньем. А я, поскольку серьезно разговаривать я совершенно не умею, и говорю:
— Сейчас есть машины, которые сами стирают, сушат, гладят и все такое. А есть одежда, которая вообще не пачкается.
Это я ее передразниваю — она раньше частенько рассказывала, что сейчас есть за механизмы, до чего человечество дошло, а мы, мол, как дикари живем.
— Надо что-то и руками делать иногда. И своими ногами изредка ходить.
Намекает, что ли, на мой сегодняшний поход. Иногда мне кажется, что она все про меня знает, про каждую минуту моей жизни, и даже мои переживания от нее не скрыты.
Она предложила борща, но я отказался — мне вообще ничего не хотелось. Кроме как прыгать. Или бежать в известную сторону галопом.
За чаем она сказала, что недавно разговаривала с Максом. Он сейчас на Марсе, программирует роботов. Стал хорошим специалистом. Спрашивал, говорит, про меня. Мы с ним не один литр в свое время выпили, пока он не ушел от нас. А теперь и вовсе на Землю нос не сует, года три не был.
— Хочешь с ним поговорить? — спросила Марина Евгеньевна. — Сейчас, вроде, связь с Марсом должна быть.
— Давайте, — говорю.
Она ушла в дом, а я стал вспоминать свою спутницу и бояться, что больше я ее не увижу, а еще я гадал, какое у нее имя. Ей все имена не подходили. Марина Евгеньевна вернулась, и сказала, что минут через двадцать можно будет пообщаться.
Пришла ее дочка со школы, тонкая девчонка-старшеклассница, и стала рассказывать, что изучали, и чему научили своих роботов. У меня тоже был робот, когда я учился, но, конечно, побольше и послабее. Мы своих тренировали в футбол играть, и еще много чего, менее интересного, а эти уже и в небо нацелились. Вот, говорит, если взять два реактивных микродвигателя, прикрепить друг напротив друга, вот так вот, то сил робота поднять у них не хватит. А если вот так, и использовать специальный алгоритм, то хватит. Я не поверил. Мы начали экспериментировать, но тут Марина Евгеньевна позвала меня в дом.
Макса я запомнил веселым парнем, а тут на меня смотрел серьезный взрослый мужик. Рад, говорит, тебя видеть. И улыбнулся. Прилетай, говорит, к нам. Шутит: на Марс просто так не попадешь. В общем-то, говорить нам особо не о чем было, потому что интересы и проблемы у нас разные. Ты, говорю, не женился еще? Нет, говорит. Опять тупик. Впрочем, тягостного молчания тоже не получилось, потому что Макс начал рассказывать про какие-то странные парадоксы, темпоральные взаимодействия, и все такое. Только я его не слушал, поэтому грубо перебил:
— Макс, как выбраться с помойки?
Он помолчал чуток, и говорит:
— Рад за тебя!
Рано, говорю, радоваться. А он говорит, что задницу страшно отрывать от печи, но зато, если оторвешь, обратно садиться ни за что не захочешь. Пусть ты целых тридцать лет сидел, не вставая. В общем, он ждет от меня вестей. Хороших.
На дворе робот уже болтался на сверхнизких высотах, периодически натыкаясь на разные препятствия, в том числе поверхность земли. Мы еще поговорили о недостатках нынешнего алгоритма, причем эта пигалица меня просто за пояс заткнула одной своей терминологией, а ведь у меня по робототехнике была неизменная пятерка! Потом Марина Евгеньевна загнала дочь обедать, а мне говорит:
— Что у тебя случилось?
Ну, я как на духу:
— Я встретил женщину своей мечты.
— Наконец-то, — говорит. — И что ты собираешься делать?
— Жениться, — говорю, и мне от этого слова аж сладко стало. — Еще: бриться, мыться, учиться. И все такое. Я сегодня обратил внимание, что в городе полно детей, и мне так захотелось, чтобы, вот, прихожу я домой, а там… или нет, сижу я на Марсе и звоню жене: как там младшенькая? А на старшего опять учительница жаловалась?
Опять я кривляюсь. Наверное, просто боюсь к себе серьезно относиться.
— Тебе сейчас главное — не запить, — сказала она, — у тебя такое состояние возбужденное. Давай тебя отправим на Новую Землю, в институт геологии? У меня там знакомый есть. Или куда хочешь?
— Давайте, — говорю, — на Новую.
Подальше, а то я буду бегать к ней под окна и смертельно надоем, и еще надо подальше от родной свалки, где всегда так хочется выпить. Ну, и не только поэтому. Надо что-то делать, куда-то бежать.
И Марина Евгеньевна тут же связалась со своим знакомым, Степаном Степанычем, который на Новой Земле был далеко не последним человеком. Он меня спросил: кем хочу стать, что мне нравилось изучать в школе, и так далее.