Пишу ей одну из своих классических фраз: «Хватит лайкать всякую фигню!». Приходит ответ: «Какую–такую фигню? Что хочу, то и лайкаю». Отвечаю: «Ты права, это мне надо перестать ее постить. Что нереально».
Пойду поброжу по городу. Приду, наверно, как обычно, грязная и простуженная. Но в восьмом классе (или куда меня выбросит?) мне одной гулять не разрешали, так что надо пользоваться.
Мысли вслух: хорошо бы, конечно, с Олегом погулять, но ему, в отличие от меня, есть, с кем. Хотя, может быть, он прочитает мою последнюю запись (он их упорно называет статьями, а подписчики с ним не согласны) и решит проявить великодушие. Но слишком уж я хорошо его знаю, чтобы так думать.
***
Звонит будильник, и я понимаю, что я опять в восьмом классе. За окном светло — весна. Дата — следующий день после создания нового блога. Интересно, сам блог сохранился?
Включенный телефон выдает радостную (да, я испорченный человек) новость, что Аня заболела. Прощай, серость и унылость!
В прошлые разы, когда Аня не приходила, ко мне лез с недостатком общения Олег. Наверно, так будет и сегодня. Жаль, что в это время я с ним еще враждовала. Хотя я и в настоящем–то не очень с ним дружу: то убить готова, то а край света идти. Боже, за что мне женский темперамент?
В школе обосновываюсь на задней парте, открываю «заметки» и начинаю писать новую статью. Попутно вспоминаю, что в то время с телефонов можно было только смотреть блог, а не писать туда, а заметки на компьютер не качаются. Ну да и ладно, дома перенаберу, если что–то выйдет:
«Господи, сколько же во мне ванили! Говорят, что я не сентиментальна, не романтична и сухарь сухарем, но в моей голове творится настоящий слезоточивый ад. Просто я не выпускаю его наружу, потому что у меня огромная выдержка. Хотя какая, к черту, выдержка? Стеснительность это называется. Стесняюсь сказать что–то, что не вписывается в рамки общения с человеком, стесняюсь знакомиться с новыми людьми, стесняюсь даже попросить у мамы что–нибудь, что не прошу каждый день или каждый месяц, хотя она наверняка даст. Поэтому никто не знает, какая у меня ранимая душа (зачеркнуто) сколько во мне грязи…»
Похоже, ничего не получится. Только собираюсь удалить к энной матери, как в кадре появляется Олег и начинает читать через плечо:
— Ой, а можно целиком прочесть?
— Валяй, только не ржи.
— Не буду. Ой, это же не про тебя. Ты что, писатель?
— Ты обо мне много чего не знаешь. Да и о себе тоже. Могу детальный прогноз на год вперед сделать. — Говорю чистую правду, но звучит она таким бредом, что он, в принципе, должен отстать. Хотя… Это же он, так что фиг мне.
— Интересный у тебя юмор…
Начинается бредовый разговор, подобный тому, который и раньше у нас начинался. Тараканы в голове оживились… Ну, вы, наверно, лучше меня знаете, что это за тараканы. Странно, они же в то время еще не появились, все позже началось. Неужели ЭТО кочует вместе с мозгом? И каким образом я протащила сюда свои мозги?
***
Ох, и поносило же меня за этот месяц, а именно столько прошло с того раза, когда я последний раз задумывалась о том, чтобы записать происходящие события. Ох, и устала же я от этого.
Сначала меня заносит в восьмой класс, где я успешно ссорюсь с Аней, потом вдруг через несколько переносов «сохранение» стирается, и мы снова общаемся. И как только я вспоминаю, что она все же моя лучшая подруга и весьма неплохой собеседник (хотя тогда и была мне не по уровню), мы с ней снова в ссоре. А то вдруг в детство занесет, потому что воспоминания того периода очень светлые и радостные. И ходи, слушай сюсюканье родителей. И ощущение беспомощности тоже не сахар.
Ну да ладно, к этому можно было привыкнуть, даже интересно. Не выдерживаю я кое–чего другого.
Да, личной жизни у меня к десятому классу не появилось, но все же людей, которых я мягко говоря рада видеть, прибавилось ощутимо. Я сейчас прежде всего про учителей. В подробности вдаваться не буду, могу кого–нибудь ненароком обидеть, да и личное это все, никому не надо. Скажу только, что есть кое–кто, кого я при нормальном течении времени вижу раз в неделю, и большую часть этой недели нередко приходится жить ожиданием этой встречи. А так прощаюсь, иду домой, а потом эйфория уходит, и сразу вспоминаю, что могу ждать следующей встречи от двух недель до месяца с лишним (потому что меня далеко не всегда «выносило» строго через день). И сразу депресняк, депресняк.
Было бы неплохо попадать иногда в будущее, где проблемы с общением и выбором профессии уже решены «без меня». Но так нечестно — нужно сначала построить, а потом наслаждаться. А то будет как в рассказе про изобретателя, который изобрел машину времени, перенесся назад и отдал все чертежи себе прежнему: вроде бы, все сделано, хотя никто пальцем о палец не ударил.
В общем, не могу я больше так. И вот я стою на балконе и готовлюсь сделать глупость. На этот раз — не из любопытства. Потому что эгоистичный голосок в голове подсказывает, что не только вытащат, но и что–нибудь изменят к лучшему.
Задняя часть головы раскалывается, еще и ноги что–то немеют. Пора, а то не решусь.
Опять полет, опять страх, опять ощущение, что меня надули. А потом…
***
Следующее, что осознаю: я сижу на стуле и пью чай. Причем и чашку поднимаю, и глотаю не я. Просто наблюдаю, как мое тело это делает. Нет, это нельзя списать на рефлексы, ощущение совершенно другое.
В голове монотонно: «Дура ты!».
— Знаю, — произношу вслух, благо дома никого. — Но тот круг был тоже по дурости, может, так выйду из него.
— Ага, микроскопом гвозди забивать, — произносит мой же рот.
— Ага. А ты знаешь другие пути? Да, кстати, что вообще за «ты»? Это мое второе я или пришелец?
— Привыкай, — сказала мне я (со стороны это выглядело бы именно так). — В тот момент, когда ты собиралась сделать глупость, меня подселили к тебе. Гордись, ценный кадр.
— А падение — иллюзия? И что в первый раз было?
— В первый раз все было по–настоящему, потом тебе устроили что–то типа исполнения желаний, а когда это привело к тому, к чему привело, позвали меня.
— И надолго такое соседство?
— Надолго. Ценные кадры ценны всю жизнь, и жизнь эту надо спасать.
— Ладно, поняла. Я дура, поэтому за мной теперь будут приглядывать, чтобы не натворила чего. Не лестно, но кто же на правду обижается. А теперь рассказывай, личность, откуда таких вот приглядывающих берут.
— Ты точно хочешь это узнать?
— Точно.
— Хорошо. Тогда попрошу у Бога позволения вспомнить.
— В смысле?!
— Понимаешь, — сказала сущность внутри меня, — чтобы целиком и полностью брать на себя ответственность за живое существо, нужен опыт. Опыт длиной в жизнь. Лучше — не в одну, потому что никогда ничья жизнь не повторится полностью, а готовым нужно быть ко всему. А много жизней — это много боли. Поэтому мы и забываем все. Только в нужный момент получаем отрывок воспоминаний, которые подсказывают нам решение. Но если ты хочешь, могу рассказать.
