«Можно?»
— Нет, — Джи столкнул ее на постель и встал. — Умойся и поешь нормально. Как полагается. Потом можешь отдохнуть. Учись сама восстанавливать свои силы.
— А ты не побудешь со мной? — слова вырвались сами, уговаривать и просить не имеет смысла. И испугалась. Опять попросить прощения? Закуталась в одеяло и затихла в ожидании.
— Нет. Я недоволен тобой.
Разорвал ментальную связь, закрылся от неё и ушёл.
В маленькой комнате на огромной кровати взорвались пустота и одиночество.
Словно в первый день.
Словно она опять маленькая неумеха! Потерянный ребенок!
Хакисс расплакалась: не получается у неё стать настоящим экзекутором! Она не может даже научиться спокойствию! Он ушел, и без него совершенно невозможно! Она знает, что всё пишется в дневник — и пусть! Он увидит, как ей было плохо! А что если система указала не того ребенка? И она никогда не сможет? И всё зря! Хакисс отшвырнула подушку, закусила одеяло и глухо застонала.
Вскочила с кровати и выхватила из шкафа домашнюю одежду теломорфы Стива. Не расстегивая застежку на плече, продрала голову в горловину, рывком натянула свободные штаны и, сдерживая слёзы, выскочила на террасу. Ну и пусть! Она уйдет на остров! Только зверики любят её с удачным испытанием или без!
На берегу озера толпилось около двадцати отдыхающих гвардейцев. Целый отдел. Делать им прямо с утра нечего? Кто-то плавал, а остальные валялись на берегу или играли в «кривой мяч», пытаясь попасть по левитирующей над водой мишени летящей по синусоиде битой. Хакисс напустила на них фантом, одурила гипнозом, заставила не видеть себя и пробежала вокруг пляжа по короткой траве лужка к маленькому мысу у самого леса, через кружевной мостик на звериный остров. Её личную сказку. Её собственный мир.
Выросшие вместе с ней и теперь достающие головами прямо под руку Тигра, Дракошка и Единорожик сразу выбежали навстречу, как только она переступила невидимую границу и остановилась, всхлипывая, на теплом белом песке перед тремя цветными домиками.
— Не плачь, — белый Единорожик склонил голову, и из его глаз покатились редкие крупные слёзы.
Хакисс протянула руки, и Тигра прыгнула в объятия, замурчала, обхватила лапами. Быстрый горячий язык суетливо вылизал глаза.
— Не пла-ачь, — Тигра положила голову хозяйке на плечо и лизнула в ухо.
— Я не смогу! — Хакисс зарыдала и влезла в тигриный домик, прижимая к себе пушистого зверика, чье сердечко билось в унисон с её собственным… Упала на овальную подстилку тигриного гнезда и изо всех сил вцепилась в любимую игрушку, как в спасительную скалу во время шторма. Единорожка с дракончиком заскочили следом, легли рядом, утешая и нашёптывая свои игрушечные глупости.
Хакисс была безутешна. Никто не может успокоить ее так, как Джи. Ни с кем она не бывает так счастлива, как с ним! И так несчастна без него! Крошка плакала, захлебываясь и чувствуя, что всё глубже погружается, всё сильнее запутывается в счастье и печали, попеременно переполнявших её сердце. Безбрежная радость, когда она была рядом с императором, сменялась на бездну грусти и отчаяния, когда Джи оставлял её. Волны слишком сильных переживаний бились бесконечным прибоем, бились вместе с пульсом, пробирались в сердце. Ручейки эмоций растекались, разветвлялись и сливались в океан, который наглухо изолировал её. Накрепко привязал к императору, скрыв ее душу от остального мира. Ей казалось, что она тонет, брошенная в ураган, и единственное, что удерживает её на плаву, это бесконечно преданные зверики, которые всегда любят её.
Она хотела так и уснуть, в объятиях своих игрушек, но пришел Генри и увел её домой.
— Я тебя сейчас вымою, накормлю, и ты поспишь. Горячая ванна тебе поможет, ты согреешься и отдохнешь. А вечером сходишь в город, погуляешь.
— Отстань, я ничего не могу и не хочу! — глотая слезы и выбираясь из тигриного убежища, ответила Хакисс. Обязанности! Даже личное время и то всё расписано заранее!
— Крошка, ты умница и единственная, кто может! Ты еще немножко постараешься, и император будет гордиться тобой. Ведь ты его частичка, — тихо приговаривал Генри и взял её на руки.
Хакисс спрятала лицо на плече у стюарда и снова одурманила играющих гвардейцев. Ещё не хватало, чтобы эти веселящиеся лбы видели заплаканного экзекутора, бегающего туда-сюда.
Но стоило Генри войти в комнату, как Хакисс вывернулась и встала на ноги.
— Что я, ходить не могу? — она потащилась в гигиенический угол, занимавший почти треть комнаты.
— Забирайся, я тебя вымою, — включил Генри обычные стюардовские комментарии. — А ты согреешься в воде и поешь, а я в это время высушу и заплету тебе косу.
— Уймись! — Хакисс возвела глаза в потолок и легла в успокаивающее тепло и положила голову на подставку. Внушенная боль исчезла сразу, как выключился тестер, рана, откуда брали пробы тканей, тоже заросла еще во время проверки. Но чувство, что её душу разорвали, а потом кое-как запихали обратно, это странное ощущение саднило, болело вместе с обидой и обречённостью. Хотелось сделать себе больно, всадить нож в подреберье! Чтобы Джи взял на руки, утешил, сделал хорошо…
Но она отдохнет, восстановит силы, и все закрутится сначала…
Вялая после купели, она позволила стюарду перенести себя на кровать, затащила с собой под одеяло и так, на руках андроида, привычно слушая его сердце, уснула.
И к ней пришло воспоминание о самом первом дне на базе.
Вернешься, вернешься, по пыльным холодным дорогам
По серым пескам, утонувшим в седой тишине,
По боли разбитых судеб, по векам, облакам и тревогам,
Сквозь алые капли огня или слез ты вернешься ко мне…
(Из баллад Марка Шейдона)
Маленькая девочка проснулась и села, а на неё ласково смотрел… Она была уверена, что видит этого красивого темноволосого и синеглазого мужчину впервые, но поняла: она знает, кто это. И знает, где это, и даже что это все вокруг. Она сидела в инкубаторе в своём тренажерном зале… Своём тренажерном зале?! Никогда не видела ничего подобного! Столь огромного зала с тренажерами и тиром в дальнем конце. Но знает здесь всё? Она раньше никогда здесь не была! А где она была? Страх шевельнулся и вдруг стал незаметным, словно прозрачная занавеска на окне, отодвинутая в сторону заботливой рукой. А тут нет никакого окна, большой зал под землёй, тут не может быть окон. Что-то странное зашептало изнутри — тело показалось невесомым. Стало спокойно и радостно. Возникло приятное ожидание, словно пришёл праздник, и вот-вот начнут раздавать подарки. Чувства рождались внутри и порхали в ней, вокруг нее, и она сама парила вместе с ними. Девочка с непониманием закрыла глаза и задержала дыхание, прислушиваясь к себе, и вдруг её тело само встало и потянулось к синеглазому мужчине, с улыбкой наклонившемуся навстречу. Она изумленно раскрыла глаза и оказалась у него на руках, на руках у… царя?
