— пел мальчик.
Вступал хор:
— Иисус грустил, глядя на тебя,
Иисус огорчался, глядя на тебя!
Мальчик с готовностью продолжал:
— Я упал на асфальт и сломал себе спину,
Мне было очень больно, я плакал навзрыд!
Хор повторно сообщил об огорчении Иисуса.
— И тогда я помолился от всей души,
И моя спина сразу же перестала болеть!
— ликующе пропел мальчик.
Вступил хор:
— Иисус смеялся, глядя на тебя,
Иисус радовался, глядя на тебя!
Мальчик обернулся к поющим товарищам — Мартин заметил, что на его лице написана искренняя радость. И запел:
— И теперь я катаюсь на роликах во славу Иисуса!
И теперь я не забываю помолиться и помочь пожилым родителям!
Хор подтвердил, что это зрелище очень приятно Богу.
Мартин посмотрел на Рамона. Тот улыбался и даже покачивал головой в такт нехитрому рэпу.
Мальчик затянул второй куплет:
— Я грешил каждый вечер перед сном, Господь!
А иногда еще и по утрам, вот каким я был плохим!
Хор повторил мнение Иисуса по этому поводу.
— И тогда у меня ухудшилась память, пропал аппетит,
Я стал плохо учиться и похудел!
— Хорошая песня, — сказал Мартин, не в силах сдержаться. — Очень искренняя и непосредственная. Но во второй строфе я бы добавил: «А на ладонях у меня выросли волосы».
— Тогда бы не сошелся размер, — подумав, возразил Рамон.
— Я хорошенько помолился и покаялся,
Стал спать с руками поверх одеяла,
— спел мальчик.
Мартин постарался отключиться от пронзительного детского голоска. Еще минут десять мальчик каялся в грехах — он обижал сестренку, украл пирожное из кондитерской лавки, дернул кошку за хвост и совершил неисчислимое множество других злодеяний. Но, наконец-то, все грехи были преодолены, а юный певец выдохся.
Дальше паломники шли молча. Только Рамон рассказывал о своей работе, но этот разговор можно было вести, не подключая сознание.
Мартин смотрел на вырастающие над головой стены. Прямо из скал, прямо из камня. Немыслимо! До монастыря оставалось еще часа четыре пути, не меньше трех петель дороги. А монастырь уже внушал трепет. И не насилием над природой — как потрясает переломившая хребет реки плотина, не победой над слепой силой — как восхищает выросший в пустыне город, а совершенным слиянием с окружающим миром, когда творение человеческих рук плавно переходит в творение природы.
— И всего-то за сто лет выстроен, — сказал Рамон, тоже задирая вверх голову. — Ну не чудо ли?
— Чудо, — согласился Мартин, тревожно оглядывая скалы. Все-таки по фотографиям и схемам монастырь не выглядел столь непоколебимым. Мартин просидел над немногими найденными чертежами ни один день, прежде чем принять задание, но… На бумаге все выглядело проще.
— Кто вы по профессии, Мартин? — неожиданно проявил любопытство Рамон.
Мартин никогда не лгал. Ложь подобна огню. Ей приходится все время давать новую пищу, но стоит лишь перестараться — и рискуешь сгореть.
— Я практикующий футуролог, — сказал он.
— Предсказываете будущее? — заинтересовался Рамон.
— Не предсказываю, прогнозирую. И помогаю выбрать оптимальное.
Рамон не удовлетворился ответом. Ждал, шагая рядом и заглядывая в лицо. Мартин вздохнул и продолжил:
— Ко мне приходит заказчик. Сообщает о своих проблемах. Опираясь на имеющиеся данные, я прогнозирую: ухудшится ситуация или выправится. Даю конкретные рекомендации, если требуется — помогаю устранить проблему.
— Очень интересно, — закивал Рамон. То ли и впрямь заинтересовался, то ли счел необходимым проявить вежливость и немного послушать собеседника. — А как это выглядит на практике?
— Допустим, что вы производите презервативы, — Мартин усмехнулся. Это был реальный случай, один из самых смешных в его практике. — Бизнес вполне успешен. Можно сказать, что вы контролируете большую часть мирового рынка! Но вы обеспокоены тем, что Святая Римско-католическая Церковь выступает против любых методов ограничения рождаемости. А в наши дни слова Церкви значат больше чем бизнес и больше чем закон… так надо ли вам расширять производство, или стоит перейти на выпуск надувных шариков?
— Но ведь Церковь признала презервативы! — широко улыбнулся Рамон. Подмигнул, и заговорщицки похлопал по безыскусной холщовой сумке со скромным имуществом паломника.
— Да. После того, как одна из римских проституток, забеременев от епископа, дала интервью газетам. Помните?
Рамон помрачнел и закивал.
— Моя задача заключается в том, чтобы прогнозировать все. Включая такие неожиданные обстоятельства.
— Все мы грешны, — вздохнул Рамон. — Похоже, ваша работа требует глубокого знания порочной человеческой природы?
Мартин развел руками, обезоруживающе улыбнулся.
Это дело вовсе не было простым. Не потому, что епископы не грешили. Даже не из-за того, что сложно было найти даму легкого поведения в пикантной ситуации. И не слишком-то трудно оказалось убедить ее поднять шум. Самым сложным оказалось найти подходящую газету — одновременно респектабельную и готовую пойти на чудовищный скандал.
Решение было изящным, не потребовавшим ни денег, ни шантажа. Владелец газеты оказался куда большим католиком, чем Папа Римский. Он подняли шум потому, что был искренне возмущен поведением епископа.
А рынок презервативов — он только кажется несерьезным. На самом деле, он один из самых динамичных и прибыльных — после жевательной резинки, прокладок и подгузников…
Удовлетворив любопытство, Рамон продолжил собственный рассказ. О туристах хороших (таких мало) и о туристах плохих (таких большинство). О том, что никто не хочет экономить электричество и выключать свет перед уходом… О пьяных компаниях, которые по ночам купаются в бассейне со свечами, а поутру приходится прочищать забитые стеарином фильтры…
Мартин шел, задумчиво поглядывая на приближающийся монастырь.
Охотник за приключениями вправе быть безрассудным и поддаваться порывам. Охотник за наживой вправе рисковать ради прибыли.
Практикующий футуролог прежде всего должен быть рассудителен и логичен.
Мартин лежал на узкой жесткой койке, временами поглядывая на светящийся циферблат часов. В открытое окно залетали порывы ветра и далекие голоса. Звездный свет был неверен и жидок, не помеха — а подмога в тайных ночных делах. На сторожевой башне глухо отзванивали колокола — на ночь колокольные языки одевали в упругие войлочные чехлы.
