Охотник за приключениями вправе быть безрассудным и поддаваться порывам. Охотник за наживой вправе рисковать ради прибыли.
Практикующий футуролог прежде всего должен быть рассудителен и логичен.
Мартин лежал на узкой жесткой койке, временами поглядывая на светящийся циферблат часов. В открытое окно залетали порывы ветра и далекие голоса. Звездный свет был неверен и жидок, не помеха — а подмога в тайных ночных делах. На сторожевой башне глухо отзванивали колокола — на ночь колокольные языки одевали в упругие войлочные чехлы.
Когда колокола отсчитали два пополуночи, Мартин в очередной раз сверился со своими часами. Бесшумно поднялся, сложил одеяло так, чтобы при беглом осмотре вырисовывался силуэт человека в постели. Темный берет очень удачно лег на подушку, изображая волосы. Серую одежду паломника Мартин вывернул наизнанку — и натянул обтягивающий черный костюм. Тонкая маска из черного шелка легла на лицо, такие же тонкие перчатки скрыли руки. На ноги он натянул толстые черные носки… что может быть безобиднее?
Потом Мартин вспорол подкладку плаща и извлек гибкие листы пластиковой взрывчатки. Плащ был помехой и взрывчатку Мартин спрятал в карманы. Двенадцать листов по пятьдесят грамм. Мало, слишком мало для задуманного — но больше, чем можно было надеяться.
Из маленькой безобидной аптечки Мартин достал таблетки аспирина и пузырек с каплями от насморка. Таблетки спрятал в нагрудный карман, потом запрокинул голову и закапал глаза.
Секунда острой боли сменилась неприятным зудом. Потом зуд прошел, а вместе с ним — и темнота. Стала видна узкая каменная келья, грубая койка, вполне правдоподобный силуэт спящего человека. Мартин не любил боевую химию, но иногда без нее нельзя было обойтись.
Мартин глубоко вдохнул, присел, подпрыгнул, сделал несколько резких движений. Одежда не шуршала, пластид не болтался в карманах, ничего не стучало и не звенело.
Наступало время менять будущее.
Мартин приоткрыл дверь — смазанные давеча петли не скрипнули. Выглянул в коридор. Все та же тьма, но для него наполненная дрожащим серым светом. В редкие оконца били ослепительные лучи звездного света — Мартин отвел глаза. Прикрыл дверь и бесшумно двинулся по коридору.
В кельях уже спали, лишь из-за одной двери раздавался приглушенный разговор и счастливый женский смех. Мартин добрался до лестницы — здесь горело несколько тусклых лампочек, для него ярких и слепящих, будто прожектора. Мартин сдвинул маску на глаза и пошел вниз, полуприкрыв глаза.
Охраны не было. Совсем.
Замечательно.
На улице оказалось куда теплее, чем в толстых каменных стенах. Мартин снял черный шелк с глаз, осмотрелся. На четырех сторожевых башнях виднелись силуэты дозорных. Еще два или три поста должно быть на дороге. Изнутри опасности никто не ждал.
Быстро и тихо Мартин пробежал через темный двор, отделяющий гостиницу от монастырских зданий. Вход в монастырь, наверняка, охранялся, но Мартин и не собирался туда врываться. Перемахнув через низкую, символическую ограду он вышел к скалам. Альпинизм никогда не являлся предметом его увлечений, но здесь была тропа. Непроходимая в темноте… но для него пылали в небе тысячи ослепительных звезд.
С полчаса Мартин шел вверх. Предельно осторожно, неспешно, но время пока было.
Он остановился поднявшись на гребень к Руке Творца. Исполинская каменная ладонь нависала над головой и, поддавшись секундному порыву, Мартин осмотрел ее внимательнее. Нет, следов кирки или лома не было. Уникальное явление природы… и Мартин понимал, что совершает акт вандализма. Но будущее уже размывалось, делилось на два потока, и если один оставался смутным и неявным, то другой горел кровавыми заревами пожаров, бредущими в междумирье армиями, кострами инквизиции, хаосом.
Мартин выбрал первую точку закладки — на гребне скалы, под Рукой Творца, и заложил три заряда. Еще восемь он смял в комок и закрепил на самой Руке. Потом вдавил в мягкую массу таблетки аспирина. Иногда, очень редко, пластид взрывался сразу же после контакта с детонатором, но сейчас все было в порядке. Невидимые химические часы пошли.
Полчаса…
Мартин начал спускаться. Монастырь лежал пятьюдесятью метрами ниже: извивы стен, перемежаемые башенками, собор, жилые здания и службы. Светилось лишь несколько окон — в библиотеке, в одной из келий, в резиденции епископа… что ему не спится… Мартин торопился — над его головой молекулы салициловой кислоты разъедали пластид, накапливая критическую массу. И все же риск сорваться с тропы был куда больше, чем риск преждевременного взрыва.
Оказавшись на площади Мартин бросился к электростанции. Тихо постукивал дизель, сияющим шаром раскачивалась над дверью электрическая лампочка. Повернувшись к свету боком, Мартин перемахнул через ограду и скривился от боли — любвеобильные монахи не забыли о колючей проволоке, но стыдливо упрятали ее под узорчатую деревянную кромку забора. На ходу зализывая распоротую руку Мартин подбежал к цистернам и прилепил на холодный металл последний заряд пластида.
Таблетку аспирина, перед тем, как вдавить ее во взрывчатку, Мартин тоже лизнул окровавленным языком.
Десять минут…
Он рванулся к ограде и в этот миг темная стена электростанции озарилась яркой оранжевой вспышкой. Монах, прятавший до того в кулаке зажженную сигарету, насторожено вглядывался в темноту.
— Эй… — еще неуверенно позвал он. — Кто здесь?
Все можно предусмотреть! Все, кроме местного идиота, решившего покурить среди баков с соляркой!
— Грешник, — отозвался Мартин, быстро двигаясь к монаху. — Я великий грешник и молю о прощении…
Больше всего сейчас монаха занимала недокуренная сигарета. Он смял ее в кулаке, словно школьник застуканный за курением на заднем дворе — и когда ладонь Мартина обрушилась на его шею, не проронил ни звука.
Будущее дрожало, неопределенное и неясное, зависящее лишь от одного человека…
Мартин схватил тяжелое тело под мышки и потащил в сторону. Под цистерну со взрывчаткой? Все внутри противилось такому решению, будь оно хоть трижды правильным.
Мартин оставил монаха под цистерной. Будущее кровоточило в любом случае. Он не питал иллюзий — то, что случится через несколько минут унесет с собой десятки жизней.
Обратный путь в гостиницу Мартин проделал бегом. Уже почти не скрываясь, благо — действие стимулятора кончалось и электрический свет не резал глаза. Взбежав по лестнице Мартин едва не ввалился в чужую келью — остановился в последнюю секунду, заставил себя успокоиться и отсчитать двери заново. Седьмая. Его.
