Естественно, этому понадобилось случиться, когда Серёгин находился в Хабаровске, так что Акбару за всё хорошее не досталось даже тайной могилки на окраине парка. Службы, занятые вывозом и кремацией умерших животных, не предусматривают возвращения праха. О том, что кремация бывает и «VIP», мать просто не подозревала. А Серёгин, по крайней мере видевший такие объявления в газетах, не сообразил ей подсказать…
Когда он вернулся, Ирка ревела белугой и умоляла простить, и он её, конечно, простил. Она утёрлась и предложила ему завести йоркширского терьера, чтобы носить его в сумочке и ловить восхищённые взгляды. Серёгин не стал её спрашивать, куда подевалась аллергия, но заподозрил, что поторопился с прощением.
Вот так, а мать в ту же осень стала болеть, и однажды «скорая» не успела…
Автобус свернул за угол. С левого борта возникли освещенные полуденным солнцем павильоны рынка «Юнона». Раньше здесь всегда было кольцо. Двери открылись, Серёгин вышел и удивился краем сознания, когда половина пассажиров осталась сидеть.
— Тигесиньки!.. — в последний раз донеслось изнутри. Автобус отправился вперёд по успевшему измениться маршруту, а Серёгин, отставший от жизни, побрёл в сторону рынка. Надо же ему было куда-то идти.
Переходя улицу, Серёгин оглянулся и увидел на другой стороне ту самую суку с автобусной остановки. Ну нет, конечно, не ту самую — не по волшебству же она перенеслась на расстояние в два десятка кварталов, — но очень похожую. Она невозмутимо трусила куда-то по своим собачьим делам, опустив нос к земле. Вот она пересекла серёгинский след, остановилась, подняла голову…
Серёгин шёл через автостоянку, праздно размышляя о причудах генетики и об участи, к примеру, однопомётников, оказавшихся в разных районах огромного города.
— Программы любые, офис, «Виста» качественная, любой софт… — пробежал мимо безусый торговец пиратскими дисками, и мысли Серёгина потекли в ином направлении.
Ему не нужна была качественно сломанная «Виста», ему, собственно, вообще особо ничего здесь не было нужно, но настроение немного улучшилось. Серёгину всегда нравилось на «Юноне». Нравилось то предпраздничное ощущение, которое здесь витало — или казалось, что витало, не суть важно. И потом, с Иркой он здесь не бывал. То есть обход ларьков не грозил превратиться в горестное путешествие по местам разбитого счастья, спасибо хоть и на том.
Серёгин равнодушно прошёл мимо павильона с фильмами и музыкой, обещавшего «миллион развлечений», хмуро покосился на магазинчик фотопричиндалов и свернул налево в проход.
Когда он приблизился к посудному ларьку, там открылась дверь и наружу торжественно выплыл громадный двадцатилитровый чугунный казан, поддерживаемый парой крепких мужских рук. Увесистая чугунина была из того разряда вещей, которые отлично смотрятся и функционируют на своём штатном месте, зато вне его создают сплошные помехи и неудобства. Казан был не просто тяжёл и страшно неудобен для переноски, его ещё и покрывал жирный слой заводской смазки. Серёгин успел душевно пособолезновать успевшему перемазаться владельцу котла, когда тот не без труда протиснулся в дверь вслед за посудиной. При седеющей бороде, крепком брюхе и толстых очках… А в остальном — всё тот же Лёвка Резник, с которым Серёгин сидел за одной партой целых пять лет, с шестого класса по десятый.
Узнавание было мгновенным и обоюдным.
— Андрюха!!! — заорал Лёвка и даже, кажется, сделал движение раскрыть однокласснику медвежьи объятия, так что Серёгин успел испугаться за целостность казана, но Лёвка свою покупку удержал и просто спустился навстречу по ларёчным ступенькам.
— Лёвка, — улыбнулся Серёгин.
Секунду спустя они уже держали котёл за противоположные ушки.
— Вот, казан прикупил, — похвастался Лёвка. — Слушай, я отсюда прямо на дачу, там и обновлю. — И вдруг загорелся: — Андрюха, а рванули со мной?!
Серёгин отмахнулся свободной рукой:
— Не, Лёв, не могу.
«А почему, собственно, я не могу?»
— Нет, вы на него посмотрите! — возмутился одноклассник. — По ларькам шлындрать время имеется, а со старым другом пообщаться ему, видите ли, некогда? Тебя там что, тёща со скалкой караулит в прихожей, если задержишься?
Серёгин вздрогнул, мотнул головой и опять улыбнулся. На сей раз — весьма криво.
— Ладно, — сказал он. — Поехали. Уговорил.
Лёвка неожиданно зорко глянул на него сквозь толстые линзы и даже остановился, отчего тяжесть казана мотнула Серёгина вперёд.
— Та-а-ак, — протянул Лёвка.
— Ага, — сказал Серёгин. — Именно так.
Ещё через пять минут он сидел в громадном «лендкрузере» и слушал, как погромыхивает в багажнике небрежно закинутый казан. Выруливая со стоянки, Лёвка дотянулся до заднего сиденья и бросил Серёгину на колени пёструю импортную коробку:
— На-ка вот, поиграйся пока.
В картонке оказался цифровой фотоаппарат самой последней модели, судя по чеку, тоже только что купленный. Серёгин когда-то мечтал о подобной камере, всё представлял, как будет снимать будущего наследника. Он покрутил «Альфу» в руках, посмотрел в окуляр, дважды щёлкнул Лёвку за рулём, похвалил:
— Классная машинка.
И спрятал обратно в коробку.
…А может, у них с Иркой всё окончательно надломилось после аборта?.. Серёгин был из тех мужчин, которые не ставят во главу угла список донжуанских побед, ему всегда хотелось иметь семью. А значит, двоих-троих сорванцов, чтобы раздавать им подзатыльники, краснеть на родительских собраниях, ходить на рыбалку и в лес… Ирка детей не желала категорически, по крайней мере «пока». «Интересненько, — говорила она, — а для себя мы когда жить будем? Когда на пенсию выйдем?» Что значит «жить для себя», Серёгин категорически не понимал, но ей, наверно, было видней. Как он обрадовался, когда однажды она ошиблась с какими-то подсчётами и «безопасный» день привёл в итоге к беременности… Он улетел в Салехард совершенно счастливый, а Ирка, помахав вслед самолёту, отправилась в лечебницу. В ту самую, где ещё не родившихся человечков весьма успешно излечивали от жизни. Позже сложная цепочка личных знакомств вывела Серёгина на врача, и он узнал, что у него должна была родиться дочь.
Он так и не купил облюбованный аппарат. Для его личных фотографических нужд вполне хватало камеры в сотовом телефоне.
Ещё некоторое время он пытался внушить себе, что жена всё-таки оставалась самым близким и родным для него человеком на свете. Получалось всё хуже. Потом кто-то из них первым произнёс слово «развод», и оба почувствовали облегчение. И вот сегодня Ирка вывезла вещи, но, Господи, почему же было так больно?..
