Теперь можно было бы вскочить в кабину и уехать, но обер-лейтенанта заботили документы, оставшиеся у "фельдфебеля". Без них дело осложнялось.
Обойдя машину, Харман оказался за спиной у партизан.
– Руки вверх! – скомандовал он и сделал красноречивый жест стволом автомата. – Бросайте оружие на землю, только перед собой.
Секунду все медлили, но Харман знал, что они его прекрасно поняли. У каждого из партизан в руках было оружие. Но каждый из них нe сомневался, что, если он шевельнется, ствол "шмайсера" изрыгнет смертоносное пламя… Когда человек молод, умирать особенно нe хочется, подумал Харман.
Он терпеливо ждал. Наконец партизаны побросали оружие к его ногам. Кто-то из них с ненавистью что-то сказал по-польски, скорее всего, это было оскорбление. Харман пропустил это мимо ушей и сказал повелительно "фельдфебелю":
– Я требую вернуть мне мои документы. Без документов я нe могу продолжить мой путь. Всем людям нужны документы, особенно в военное время…
Немного помедлив, партизан нехотя достал документы и презрительно швырнул их нa грязную дорогу. Харман наклонился и сразу увидел, что всё на месте. Он шел на определенный риск, потому что за всеми противниками при таком скудном освещении уследить было трудно. Однако он все жe уловил короткий замах крайнего справа и увел свой корпус в сторону. Что-то просвистело рядом с ним и со звоном улетело в темноту. Нож…
Харман вскинул "шмайсер" и дал короткую очередь поверх машины. Партизаны дружно бросились на землю. Обер-лейтенант нe спеша подобрал документы, положил их в карман и боком пошел к кабине. Кто-то позади опять выругался по-польски.
Харман усмехнулся, прыгнул в кабину и тронулся с места на второй скорости. Несмотря на свою массивность, бронированное чудовище обладало хорошей приемистостью за счет мощного двигателя. Для ее бампера шлагбаум оказался чисто символической преградой.
Сзади послышались возбужденные крики, потом раздались выстрелы, и в задний борт кузова, словно орехи, застучали пули. Но погони за машиной нe было: партизанам было невыгодно шуметь, да и дорога была слишком узкой…
Засада стала непредвиденным обстоятельством, и теперь Харман планировал свои будущие действия с учетом всех изменений.
Вскоре лес кончился, и дорога пошла no полю. Впереди, в лучах прожекторов, виднелись высокие добротные стены, над которыми через равные промежутки торчали деревянные вышки. Вдоль и поверх стен в несколько рядов лежала колючая проволока и спираль Бруно. Отчетливо слышался лай собак. Это был один из многочисленных концентрационных лагерей, разбросанных по территории "великого рейха". Называли его Харвиц – по названию близлежащего городка. Собственно говоря, по-польски он назывался совсем по-другому, но с 1939 года этот городок, как и многие другие,стал носить немецкое название.
После многочисленных объяснений и препирательств с личным составом контрольнопропускного пункта Харману было позволено въехать в ворота, оставить машину нa специальной стоянке и в сопровождении дежурного по лагерю отправиться к коменданту.
Пока они шли, Харман фиксировал окружающую обстановку. Ha пригорке располагались бревенчатые бараки-казармы – очевидно, для внутренней охраны – и аккуратные, с цветниками и газонами, одно- и двухэтажные домики – видимо, для начальствующего состава.
Они подошли к одному из домиков, окруженному живой изгородью и имевшему террасу. Дверь им открыл некто в эсэсовской форме и проводил в кабинет коменданта.
Кабинет был уставлен массивными старинными книжными шкафами, скульптурами и статуэтками из ценного мрамора, пол устлан роскошным персидским ковром. He хватало еще только фонтана в центре кабинета. Ha стенах красовались репродукции с портретов Бисмарка, Фридриха II и Мольтке.
Уютно расположившись в мягких креслах у пылающего камина, под мощные органные аккорды Баха, лившиеся из патефона, сидели с рюмками два человека. Один из них был в домашнем, но элегантном халате, другой – в мундире СС, в звании штурмбанфюрера.
Обер-лейтенант представился:
– Обер-лейтенант Харман прибыл из Берлина со специальным заданием. Прошу прощения за внешний вид… Мы попали в засаду, и все мои люди были убиты. Нужно срочно…
– Садитесь, господин Харман, – бесцветным голосом прервал его человек в халате. – Mы не в Берлине, поэтому не будем суетиться. Можете курить.
– He курю, господин оберштурмбанфюрер, – ответствовал Харман, садясь в кресло. В том, что перед ним был сам комендант Харвица, он нe сомневался. Откуда-то он уже знал это бледное лицо, надменные серые глаза, узкий ироничный рот и даже непременный шрам нa щеке – след дуэли нa шпагах, которые были столь модны у немецких аристократов. Харману также было известно, что комендант – Ханс фон Риббель – был выходцем из аристократической семьи, одно время занимал достаточно высокий пост в ведомстве Риббентропа, затем работал в штабе у генералполковника Фромма, но попал, как и многие аристократы, в опалу и был направлен два года назад в Харвиц.
Пауза затягивалась. Фон Риббель сосредоточенно вслушивался в музыку. Лишь когда она затихла, он все тем же бесцветным голосом сказал:
– Да, в местных лесах бродят разные банды, которые нападают на наши обозы, громят полицейские участки, закладывают мины на дорогах и вообще стреляют во всех, кто попадет им на мушку. К сожалению, карательные подразделения не справляются со своими функциями. Где это произошло?
– Партизаны были переодеты в форму полевой жандармерии, господин оберштурмбанфюрер, – отвечал Харман. – Они устроили засаду в пятнадцати километрах от вашего лагеря. На развилке дорог. Они остановили нас якобы для проверки документов, а потом открыли огонь из пулеметов и автоматов. Шансов спастись было мало. Все мои подчиненные погибли.
– Но вы чудом спаслись, – констатировал фон Риббель с непонятной интонацией в голосе и добавил: – Просто герой да и только!
Штурмбанфюрер, до этого молчавший, хмыкнул. Не обращая на него внимания, фон Риббель поднялся из кресла, подошел к столу, снял трубку телефона и стал отдавать какие-то распоряжения.
В это время штурмбанфюрер налил Хармaнy дорогого коньяка и сказал, поднимая свою рюмку:
– Меня зовут Фельдер, Карл Фельдер. Можнo просто – Карл. Заведую лагерной канцелярией.
Они выпили, и Фельдер спросил:
– Надолго к нам?
– Это будет зависеть от вас, – сказал Харман.
– Как там Берлин? Что нового слышно в верхах? – напирал штурмбанфюрер.
Харман не успел ответить, потому что вернувшийся комендант поинтересовался целью прибытия обер-лейтенанта в Харвиц.
Вместо ответа Харман предъявил свои документы. У него имелось командировочное предписание, выписка из приказа рейхслейтера Розенберга о вьвозе материальных ценностей и, наконец, удостоверение личности офицера вермахта.
