Белые люди принесли квазили цивилизацию. Вместе с цивилизацией квазили получили алкоголизм, оспу, стеклянные бусы, медные кувшины, табак, курительные трубки и пороховые ружья, при помощи которых начали выяснять, кто из вождей самый авторитетный. Белые люди помогали им, ссужая квазили деньгами, пороховыми ружьями и пулями. Благодарные квазили не разочаровывали белых людей. За несколько лет междоусобной войны число туземцев сократилось вдвое, множество здоровых мужчин либо погибли в кровопролитных стычках, либо сделались калеками. Дело дошло до того, что воинами становились четырнадцатилетние мальчики.
Белые люди внимательно следили за происходящим с квазили бедствием, не забывая посылать им алкоголь, табак и пороховые ружья. Цивилизация неотвратимо брала своё и когда до полной гибели бедных аборигенов оставалось совсем ничего, белые люди решили вмешаться. Прежде всего они отобрали у горемык пороховые ружья, назначили им вождя и взяли за долги их землю. Затем добрые белые люди научили квазили молиться большому белому богу и заставили добывать из огромных ям невзрачные тусклые камешки, говоря, что это приятно Всемогущему Отцу Небесному, которому теперь молятся квазили. А чтобы квазили не возмущались и не пытались бунтовать, белые люди оставили покорённым туземцам алкоголь, табак, курительные трубки и оспу. Такой образ действий называется у белых людей прогрессом.
Прислуга развела гостей по комнатам. Мистер Форстер обитал в современном разноуровневом особняке, с плоскими коричневыми крышами, прозрачными стенами, мозаичными полами и внутренним двориком, размеры которого вполне позволяли разместить в нём скромный бассейн, размерами двадцать пять на десять метров, бар с холодильниками, плетёные кресла для отдыха, вазоны с цветами и копии античных статуй по углам.
Флегматичные негритянки, оставив ключи, бесшумно исчезли. Бои принесли багаж. В комнатах приезжих ожидали надписанные открытки. Мистер Форстер приглашал гостей на вечернее чаепитие.
Вечером всё собрались на веранде. В темнеющем небе горели четыре яркие звезды созвездия Южного Креста, невидимого в северном полушарии. Разнообразные звуки наполняли саванну. Рычанье льва, дикий хохот и вой гиены, странные пощелкивания, всхрапы, стуки, шелест, шорохи, чьи-то глубокие вздохи, многоголосый треск цикад. Вокруг зажжённых светильников вились ночные бабочки.
Мистер Форстер курил трубку, щурясь, когда дым попадал ему в глаза. Гости, рассевшись за длинным столом, чинно пили чай из чашек гессенского фарфора. Давешние горничные разносили хрустящие ванильные сухарики и малиновый джем в хрустальных розетках.
Мистер Форстер отложил потухшую трубку.
- Я не охочусь на животных, миссис Оулдридж, - возобновляя прерванный появлением горничных разговор, сказал мистер Форстер. - И мой дед не охотился на животных. Ради забавы, позвольте уточнить, миссис Оулдридж. Исключительно для пропитания. Он был весьма щепетилен в этом отношении. Как и я.
- Меж тем вы не запрещаете сафари, которые устраиваются на ваших землях, - заметил Сванте Бильдерлинг.
- Вынужденный компромисс, - сказал мистер Форстер. - Стеснённые денежные обстоятельства. Долги, кредиты, проценты, закладные. Это ранчо — то, что осталось от всей нашей собственности. Оно дорого мне как память.
- Тогда на кого же вы охотитесь, мистер Форстер, если не на зверей? - спросила миссис Оулдридж. И на кого будем охотиться мы?
- Мой прадед, - сказал мистер Форстер, - жил в Оранжевой Республике, занимался разведением скота. Когда началась война, он записался добровольцем и воевал с первого до последнего дня. Ваши соотечественники, миссис Оулдридж, не блистали особой гуманностью, беря в заложники мирное население и загоняя его в концентрационные лагеря.
- Что было, то было, - сказал мистер Оулдридж. - Издержки имперской политики.
- Эти издержки, - заметил мистер Форстер, - и положили начало залу славы семьи Форстеров. Он поднялся из-за стола и сказал, любезно указывая на гостиную: - Прошу за мной, господа.
Лифт опустил их на два этажа ниже фундамента.
- Здесь собраны все трофеи, добытые нашей семьёй, - сказал мистер Форстер. - Обратите внимание, господа. Полковник британской армии в полевой форме. Он был хорош, но мой прадед оказался быстрее...
Спец по Восточному фронту
Диктаторы любят опаздывать. Каждый диктатор мнит себя единственным и великим гением, который пронизает своим нечеловеческим разумом пространство и время. Поэтому мне приходится жёстко контролировать график присутственных часов. Чтобы тираны всевозможных эпох, мастей и окрасок случайно не сталкивались друг с другом, во избежание всяческих неприятностей. Потому что были прецеденты... Сбежал чёрт и украл луну... Ну, вы догадались, надеюсь, что таким образом я демонстрирую свою начитанность... Но прецеденты действительно были. Подрались как-то двое правителей. Один из шестого века до нашей эры, тиран в каком-то древнегреческом полисе, другой из шестнадцатого века по Рождеству Христову, итальянский предшественник дуче. Крепко они друг друга мутузили, от души. И телохранители от своих принципалов не отставали. Чтобы растащить бузотёров, пришлось даже вызывать наряд. Драчунов, разумеется, растащили, однако штраф пришлось платить вашему покорному слуге. Понятно, что понесённые расходы я без особого труда возместил, но с тех пор подобных ошибок не допускаю. Себе дороже. И вредит моему делу. Хотел добавить "и моей репутации", да не стал, потому что репутация в нашей работе занимает не самое главное место. Репутация сама по себе — субстанция вторичная, не особо влияющая на количество моих клиентов. Они идут ко мне не зависимо от рекомендаций. Можно сказать, с определённого момента их ноги сами несут их тела к моему кабинету. Ну, или к кабинетам моих сотоварищей по профессии. Их всего четверо, а со мной пятеро. Мы обслуживаем весь мир, и мир до сих пор на нас не жаловался.
На чём я остановился? Ах да, диктаторы любят опаздывать. Это неудобное для интеллигентного человека свойство заложено в диктаторе природой. Не всякий человек может стать диктатором, но всякий диктатор рано или поздно доходит до одной незатейливой мысли. Мысль эта, в принципе, примитивна и человеку умному кажется глупой и недостойной внимания. Умных же людей или хотя бы людей здравомыслящих, в процентном отношении всегда меньше, чем людей обычных, поэтому в распоряжении диктаторов испокон веков была, есть и будет широкая электоральная база. Масса человеческого материала, особенно податливая в смысле откровенного умственного манипулирования.
Мысль эта примитивна и значима одновременно. Рано или поздно любой диктатор начинает ощущать себя избранным. Избранность сродни царственности, только царственность передаётся по наследству. В этот момент диктатор выпадает из системы реальных координат. Он переходит в плоскость иной, самотворимой персональной реальности, где он представляется всемогущим демиургом, железной рукой пасущим народы, повелевающим стихиями и меняющим по собственной прихоти мировые константы. Усиливающееся несовпадение между "здесь"-"там" проявляется, в том числе, и видимым рассогласованием во временных ориентирах. Тут следовало бы ненавязчиво перевести разговор на вечность, но о вечности я расскажу позже.
