Наш кот развалился на полу в гостиной. Кукла сидела рядом с ним, почесывала ему за ушами и говорила, какой он хороший, милый котик. Красивый котик. Потом она подняла глаза на меня и заметила:
— Вас терзает любопытство. Так спросите же меня.
И я ответил:
— Не хочу.
Тогда она мне сказала:
— Женевьевы любознательны и любят приключения. Мы все видим и все запоминаем. И в нас присутствует явственное, весьма причудливое чувство юмора.
Поэтому я сказал:
— Докажи-ка.
И как только сказал, кукла потянулась под диван и вытащила охотничий нож, которым я разрезал ленточки на коробках. Загорелое лицо улыбнулось, показав большие белые зубы. И она подняла оружие обеими руками, говоря:
— Как насчет небольшой поножовщины перед обедом?
Что мне было делать? Я засмеялся. Не смог удержаться. И кукла засмеялась вместе со мной, аккуратно перевернула нож и, держа его за лезвие, протянула мне рукояткой. Она его отдавала. Тогда-то я впервые начал думать о ней не как о машине, и тогда-то и состоялся наш первый разговор.
* * *
Когда Женевьева снова ушла в клуб, я заметил жене:
— Кто-то живет в доме Голдсмитов.
Она спросила: «Кто?», глядя на свою вышивку — изображение фермерского дома и фургона с лошадьми.
Я сказал:
— Там ребенок на заднем дворе. Девочка. Лет пяти или меньше.
Что заставило ее посмотреть на меня.
— Только один ребенок? — спросила она.
— Я видел только одного, — отчитался я. Она хотела подробностей, но не спросила. Все очевидные вопросы имели очевидные ответы, а какой смысл выслушивать то, что ты и так знаешь? Поэтому голова ее снова опустилась, руки снова принялись за работу с иглой.
Был третий час ночи, когда Женевьева наконец вернулась домой. Это я услышал кошачью дверцу, жена спала как мертвая. Я выскользнул из постели, влез в шорты и встретил девочку на полпути. Она несла свои шпильки в руках, пытаясь не шуметь. Короткая юбка казалась подоткнутой слишком высоко, а волосы требовалось хорошенько расчесать. И это было далеко не все, о чем я тогда подумал. Она же просто стояла улыбаясь, маленькие туфельки качались в ее вытянутых руках. И она словно знала, что происходит в моей идиотской голове.
В конце концов, я шепотом спросил:
— Было весело?
— Как всегда, — ответила она.
И я прямо предупредил ее:
— Никогда ничего мне об этом не рассказывай. Никогда. Договорились?
* * *
Девочка ничего не ела, но пробовать могла. Ее маленький розовый язычок оставлял следы на моем завтраке. Не знаю, почему, но мне это нравилось. Почему-то я находил это очаровательным. Она сказала: «Все вкусно», и я согласился:
— Да, в данном случае ИИ мне нравятся. Когда готовят. Прошлой весной мы с женой купили лучшего шеф-повара.
— А нюхать ты умеешь? — спросил я, и она устроила представление с нюханьем, а потом пустилась в легкий лающий кашель, закрывая ладошкой крошечный рот, словно манерная леди.
Как и вчера, она выбралась через кошачью дверь. Я не знал, куда она направилась. Но когда снаружи я пропалывал грядку, она вдруг встала рядом. Я не заметил, когда она появилась. Улыбаясь и продолжая работать, я сказал ей:
— Такая работа тебе была бы скучна.
Она посмотрела, как мои руки дергают сорняки, кивнула и сказала:
— Но если позволят, я бы ею занялась.
Тогда мне в голову пришла идея:
— Тут есть одна работенка, — объяснил я, — и она может оказаться восхитительной.
Ей захотелось узнать, что это.
— Думаю, ты сможешь забраться на это дерево, если я тебя подсажу. — Я показал на большое рожковое дерево в центре двора. — Белки ободрали кору с верхней ветки и она засохла…
— Ты хочешь, чтобы я убила твоих белок? — спросила она. Шутя.
— Может быть, как-нибудь потом, — ответил я. — Сегодня просто отпили мертвую ветку. Окей?
Она почти ничего не весила. Я смог забросить ее практически туда, куда надо. И она оказалась сильнее, чем на первый взгляд, двигаясь вверх с нижних ветвей и неся за лямку мою пилу с алмазными зубьями, зажав лямку большими белыми зубами.
Пилить легко. Она держала пилу обеими руками и вела лезвие сквозь мягкую мертвую древесину, сосредоточенно высунув свой розовый язычок. Потом раздался треск, когда древесины осталось слишком мало, чтобы удержать ветку, и она потеряла равновесие. Рывок пилы захватил ее врасплох, дернул вперед, и я увидел, как она выронила пилу, как обе закувыркались, и, не успев задуматься, я подпрыгнул. Чтобы дотянуться. Думаю, мой план был схватить ее и спасти. Но она весила так мало, что воздух замедлил ее падение, и, пока она визжала от удовольствия, я шарахнулся руками о ствол дерева, а потом слишком жестко приземлился на плечо. Я лежал там, постанывая, когда увидел, что она стукается о землю рядом со мной, а потом хлопает меня по спине. Она спросила участливо:
— Ты в порядке?
Я проворчал что-то, в том смысле, что достаточно крепок. И она радостно напомнила мне:
— Пластик тоже очень крепок. Это на будущее.
Жена так и не услышала всю историю. Она заметила мои поцарапанные ладони и медицинскую повязку да прошлась возле сухой ветки, лежащей во дворе. Ничего не спросив, она сама заполнила пустоты. Я идиот — простая история. Этой версии я и придерживался.
* * *
Снова заявился посыльный. И опять коричневая жужжалка укатила прежде, чем я обратил внимание, что адрес-то наш, но имя не моей жены. И не мое. Фамилия та же, но кто такая Карен? На это ответил городской регистр. Первая мысль была позвонить в службу доставки и отругать их за ошибку. Вторая мысль была такой же. Но почему-то до дела так и не дошло. Утро превратилось в день, и во мне проснулось любопытство. Возьми-ка дело на себя. Прежде чем выйти из дому, я взглянул на куклу. Женевьева пришла почти в четыре утра. Она мирно спала, глубоко погрузившись в свои сны, и я не мог удержаться, чтобы немного не поразмышлять, что же она видит сейчас.
Наша улица ответвляется от предыдущей, и номера домов повторяются. Вот почему это выглядело безвредной ошибкой. И, возможно, ею и было. Мой план, насколько я могу сказать, был оставить посылку рядом с парадной дверью и, самое большее, позвонить перед тем, как удалиться. Но на передней веранде уже сидел ребенок. Лет четырех, если я сужу правильно. Он сидел на старом диване, вытянув ноги прямо и глядя в ридер у себя на коленках. Потом он поднял глаза, и что-то вроде улыбки пробежало по его лицу.
— Вам-доставили-посылку-по-ошибке, — заметил он слишком частым голоском. Почти сливая слова вместе, он сказал: — Спасибо-что-принесли.
Мне это не понравилось. Но я не мог просто швырнуть ему коробку и убежать. Поэтому я поставил ее на веранду и, стоя на ступеньках, заметил своим медленным и глупым голосом:
