Вавочка приоткрыл дверь и, щёлкнув ружейными затворами шпингалетов, растворил свежепрорубленное окно. Потом протёр стальную линейку чистым листом, пристроился на краешке стола и стал ждать.
Тёплый сквозняк и мягкий сумбур уличного шума заполнили помещение. Во дворе что-то с треском передвигали, а может, грузили. «Тарелками?» — с ужасом переспросил откуда-то из глубины коридора девичий голос. Снова зазвучала пила, но уже не в таком ударном темпе, как раньше.
Со стороны могло показаться, что Вавочка придремал на краешке стола. Но нет, он не дремал, он мыслил.
Дело в том, что старшая его сестра, резко свихнувшаяся на медитации и прочем астрале, уехала вчера на Дни радости. Уехала где-то так на недельку, и грех было этим не воспользоваться. Скажем, зазвать в гости Сан Саныча и Лёню Антомина, а там уже втроём обговорить втихаря, кому через какую газету доить родимый Фонд. Рекламная-то кампания — на носу!..
Здесь Вавочка засомневался. Он вспомнил, что шеф — человек и впрямь широкий и, если уж идёт к кому в гости, то скупает по дороге всё спиртное, попадающее в поле зрения. Вспомнил заодно, что сталось с мебелью в квартире Лёни Антомина после одного такого совещания, и решил, что нет, зазывать Сан Саныча в гости, пожалуй, не стоит. Убить сестра, конечно, не убьёт (она вон и тараканов теперь бить запрещает!), а с квартиры выставит запросто. Вавочка-то не прописан.
Осень перетасовала сквозняки — ознобом и дрожью дунуло из растворённого окна. Вавочка передёрнул плечами, открыл глаза, и востроносое его личико стало вдруг озабоченным.
Несколько дней назад шеф предложил ему скупить на пару хилую фирму с красивым названием «Афедрон» и даже подсказал, у кого занять нужную сумму. Вавочка, конечно, тут же согласился, пошёл куда сказано, а у самого подъезда взял вдруг и оробел. Чувствует: знобит вроде. Как сейчас. И предположения разные в голову лезут: а если… А вдруг… Минут сорок, наверное, стоял во дворе возле скамеечек, курил в тоске, смотрел на двери подъезда. Так и вернулся. Эх…
Вавочка расстроен. Он закрывает окно, защёлкивает оба шпингалета и, видя, что Сан Саныч на этот раз что-то не торопится заглянуть в чуланчик, решает найти шефа сам. Вдруг ещё не поздно переиграть насчёт «Афедрона»!
Молоток и пила звучат особенно бодро, и это наводит на мысль, что начальство обретается где-то поблизости. Коридор выводит Вавочку в светлый зал, разгороженный деревянными каркасами будущих переборок. Так и есть. За работой двух старичков-строителей с напряжённым вниманием наблюдает чуть ли не весь совет директоров. На лицах — тягостное сомнение: а нужно ли всё это? Может, пока не поздно, поделить навар — да врассыпную?..
Отцы-основатели. Высоченные молодые парни в безукоризненных тёмных костюмах и при галстуках. Кровь с молоком — прямо хоть на племя. Малорослый Вавочка смотрит на них с некоторой завистью: и откуда такие здоровые берутся!.. Впрочем, Вавочка знает, откуда. Вон тот, пошире и постарше других, в прошлом замполит полка. Рядом его младший брат — бывший комсорг цеха. А вон те двое — вообще из обкома комсомола… И горькое чувство отменённой классовой ненависти овладевает на секунду Вавочкой. За что боролись? За что под танки падали?
Переступая через привинченные болтами к полу четырёхгранные брусья, Вавочка минует приоткрытую дверь управляющего Фондом — тоже весьма представительного юноши, которому, по слухам, сидеть потом за тех, что толпятся сейчас возле трудолюбивых старичков.
Судя по безукоризненной вежливости, управляющий говорит по телефону с держательницей акций.
— Льготы наследникам? — переспрашивает он. — В случае вашей смерти? Ну, во-первых, вам надо будет представить… Вы записываете? Свидетельство о смерти…
Где-то на первом этаже взвизгивает электродрель. Фонд растёт, изменяется, пускает корешки и выбрасывает побеги. Отделы дробятся, сливаются, переезжают, становятся независимыми и снова просятся под крышу. Чёрт ногу сломит! Налоговое управление — тоже.
Одни лишь реклама с маркетингом затаились, как пауки, в двух своих чуланчиках и, никуда не переезжая, вынашивают планы обвального этапа рекламной кампании.
Перед дверью с плакатиком «ТИШЕ! РАБОТАЮТ ЛЮДИ!» Вавочка малость помешкал. Щёлкала машинка. Кто бы это там мог щёлкать? Лёня так быстро не умеет. Значит, либо шеф, либо этот… новенький. Новенького Вавочка сильно не любил. Было за что.
Наконец потянул дверную ручку, треск машинки оборвался — и надо бы прикрыть дверь, да поздно: они уже увидели его и узнали, зеленоватые насмешливые глаза, вечно лишающие Вавочку душевного равновесия.
Пришлось войти. Сквозняк сложил синеватый пласт дыма пополам и вышвырнул в форточку, а по стенам зашевелились, зашуршали образцы рекламной продукции. «Если хотите на первое место, мчитесь за акцией „Росхристинвеста“!» Очередной поединок начался.
Поединки, поединки. Что ни разговор — поединок. Вы поймите: деньги для Вавочки не главное. Главное для Вавочки что? Личностью быть! Чтобы из тебя, как из пластилина, никто ничего не лепил. А деньги… Деньги — средство.
Вавочка прикрыл за собой дверь и небрежной походкой прошествовал к одинокому стулу под ало-золотым музейным вымпелом «Победителю социалистического соревнования». Поддёрнул, язвя изяществом, брюки. Сел. Задача была довольно сложна: выяснить насчёт шефа и попутно показать этому выскочке, что в грош его Вавочка не ставит.
— А, марке́тант… — приветливо сказал новичок. Опять склонился над машинкой, потом вдруг замер на секунду и в радостном ошеломлении уставился на Вавочку.
— Батюшка Кураж ты наш! — выговорил он, как всегда, какую-то лютую дурь. Затем потерял к маркетологу интерес и вновь принялся дробить по клавишам.
Вавочка оскорбился. Встал. Закурил. Испепеляюще посматривая на склонённую макушку, прошёлся по комнате от плакатика «НЕ КУРИТЬ!» (возле вымпела) до плакатика «МЕСТО ДЛЯ КУРЕНИЯ» (над столом). Потом обратно.
— Р-романтика стяжательства! — торжественно возгласил новичок. С этими загадочными словами он выдернул лист, отодвинул машинку и уставился на Вавочку. Маркетолог ответил ему тем же. «Ну образованный ты, — нарочито лениво мыслил Вавочка, глядя в ехидные зелёные глаза. — Ну слов до фига выучил. А всё же вот Сан Саныч меня в долю звал, а тебя, небось, не позовёт…»
— Так, стало быть, осиротели мы, Вава?
Маркетолог обиделся. «Кому Вава, а кому Владимир Васильевич!» — хотел уже отрезать он и вдруг запнулся. Осиротели?
— Ба! — сказал новичок. — Да ты ещё, оказывается, ничего не слышал?.. Насчёт «Афедрона»!..
