А ведь всем известно, что главный признак хороших пельменей – крепкое вкусное тесто, в мешочке из которого мясо должно вариться будто на водяной бане, в ложечке собственного густого бульона. И беда тем пельменям, которые порвались при варке или облепили мясо тестом без всякого снисхождения, заставляя драгоценный бульон без толку изливаться в кастрюлю…
Стол Мартин накрыл по-простому, на кухне, в две мисочки выложил густой сметаны – настоящей русской сметаны, а не европейских имитаций с загустителями, улучшителями, антиоксидантами и прочей отравой. Кетчуп спрятал от греха подальше, ибо хотя и питал к нему слабость, но справедливых дядиных насмешек боялся. Когда на лестничной площадке громыхнул старый лифт, Мартин чутьём ощутил приближение дяди, высыпал пельмени в кипящую воду и достал из холодильника бутылочку «Русского стандарта», единственную водку, которую разрешала дяде употреблять больная печень. Бутылка была не ноль пять, что неизбежно повлекло бы за собой продолжение, и не литр, что позволительно людям молодым и оттого беспечным. Ноль семь, как и подобает культурным, малопьющим русским людям, не собирающимся засиживаться допоздна и пугать соседей песнями.
Дядя пельмени оценил. Правда, ел их неторопливо и без суесловия, чем смутил Мартина, но, едва закончив первую тарелку, выразительно посмотрел на кастрюлю. Так что пришлось немедленно готовить вторую порцию.
Дальше потекла беседа – в меру приятная, хотя порой и шумная. Обсудили футбол – Мартин ярым болельщиком не был, но неожиданным успехам сборной радовался. Поспорили о последней арендной плате ключников – хитрые технологии синтеза пищи из древесины и впрямь позволяли победить голод, но проблем за этим стояло огромное количество. Дядя даже неприятно поразил Мартина, с излишним пылом и недостойными выражениями высказавшись за ограничение рождаемости в странах Азии и Африки. Впрочем, фразы «кроликам тоже обычаи запрещают семью планировать» и «теперь точно с пальмы слезут, раз деревья жрать можно» дядя, устыдившись, согласился взять обратно, но от сути высказываний не отрёкся.
Каким-то хитрым приёмом Мартину удалось увести разговор в более спокойное русло, а тут ещё позвонил Женька – дескать, прохожу мимо, не заглянуть ли на огонёк?
Визиту младшего брата Мартин обрадовался, да и дядя, пусть в его любимчиках числился Мартин, сразу расцвёл, начал хорохориться и устроил явившемуся племяннику допрос с пристрастием – почему редко звонит и ещё реже заходит, какого дьявола его понесло в журналистику и не помирился ли Женька с Ольгой.
На все вопросы младший брат дал толковые ответы, разве что Ольгу вспоминал долго и о примирении говорил неубедительно, а попросту говоря – врал, как адвокат. Но дядя нынче был миролюбив и ложь предпочёл не заметить.
Мартин сделал свежих пельменей, а из холодильника достал вторую ноль семь, потому что был не только культурным и малопьющим, но ещё и умным русским человеком. Вот с пельменями уже было плоховато, оставалась одна скудная порция, которую и варить-то смешно. Но и дядя, и Женька уже наелись и пельменей больше не требовали, вполне удовлетворившись «Русским стандартом», малосольными огурчиками и тонко нарезанным копчёным мясом. Сам Мартин от разговора почти отстранился, но с удовольствием слушал Женькин трёп и дядины реплики, поражающие ехидством и тем чувством юмора, которое возникает у неглупых старых людей после выхода на пенсию.
Когда время приблизилось к полуночи, дядя утомился и стал собираться. От предложения переночевать у Мартина он решительно отказался, от провожатых – тоже, вызывать такси не стал принципиально, сказав, что пройдёт пятьдесят метров до перекрёстка и поймает попутную машину там, изрядно сэкономив. Мартин попробовал было спорить, но потом сообразил, что у перекрёстка должен ещё дежурить милицейский наряд, который, заметив подвыпившего пенсионера, конечно же, усадит его в такси и строго накажет водителю доставить старика до подъезда. Поэтому Мартин успокоился и, распрощавшись с дядей, достал из холодильника маленькую, ноль пять, бутылочку водки – ведь был он не просто культурным и умным русским человеком, но ещё и отличался ленцой, заставляющей делать запасы продуктов первой необходимости. Но брат показал ему коробку хороших сигар и резонно заметил, что к ним требуется иной аккомпанемент.
Так что через десять минут, покидав в посудомойку грязные тарелки, братья уселись в гостиной с тяжёлыми широкими стаканами «Гленморанджа», пятнадцать лет выдержанного в бочках из-под мадеры, и раскурили сигары под музыку любимого обоими «Пикника».
«Пикник» пел о том, что из кого-то, сразу видно, выйдет толк, поскольку он большой знаток веселящего газа. Мартин не разделял столь простых диагностических методов, но ногой в мягком тапке в такт музыке покачивал, а на словах «это счастье одному из ста» даже начал тихонько подпевать.
– Март, чем ты сейчас занимаешься? – спросил брат, водя сигарой, будто пытаясь оставить в воздухе дымные письмена.
– Всякой фигнёй, – признался Мартин. Брат, единственный из семьи, знал о роде его занятий, но в детали они вдавались редко – разве что забавные и никому не опасные истории порой обсуждали.
– Ты ведёшь какое-то серьёзное дело? – не унимался брат.
– Заканчиваю, – сказал Мартин. – Почти закончил. Ничего серьёзного. Девчонка убежала из дома и нелепо погибла на чужой планете.
– А что осталось незаконченным? – продолжал Женька. Подумав, Мартин решил, что особого вреда от сказанного не будет.
– Девочка кое-что успела мне сообщить. Говорить уже не могла… жестовым туристическим. Скорее всего это пустышка, но я решил проверить до конца. Не хочется идти к её родителям, пока не будет полной ясности.
– Меня расспрашивали о тебе, – сказал брат. – Один человек… вроде бы случайная беседа… но так получилось, что я про него кое-что знаю. Он работает в органах.
– Мент? – без особого удивления спросил Мартин. За Эрнесто Полушкиным вполне могли поглядывать правоохранительные структуры.
– Госбезопасность.
– Да что им от меня надо? – возмутился Мартин. – Оброк я плачу, шпионажем не занимаюсь, если что-то интересное встречаю – докладываю!
Оброком Мартин называл придуманные истории, которые предположительно могли понравиться ключникам. Власть имущие негласно рекомендовали всем, у кого хорошо получалось их придумывать, сочинять три-четыре истории в год для нужд государства. За истории даже платили небольшие деньги, и Мартин не отлынивал, не жульничал, а четыре раз в год честно садился за стол и пытался придумать что-нибудь достойное. Судя по тому, что истории принимали с благодарностью и живейшим интересом, но при этом не требовали лишнего, какие-то из них и впрямь шли в дело, а какие-то ключниками отвергались. В общем – как и в обычной жизни. Доклады Мартин писал тоже нерегулярно, но если реальное положение дел на какой-то планете резко расходилось с данными справочников и газет – посылал информацию об этом в Университет галактических исследований, структуру формально общественную, а на самом деле – правительственную.
