И если серьезно, ошибались они не более чем на половину.
В этой невыносимой жаре дни проходили как-то незаметно. По утрам, пользуясь прохладой, я таскал деревяшки из озера. Иногда на мелководье выносило человеческие тела. Большинство прибывали в таком состоянии, когда уже невозможно было определить ни пол, ни возраст, ни то, кто это — хлебный бандит или янки. Наполовину разложившиеся, раскисшие, они если и напоминали что-то, то, пожалуй, такие истрепанные деревянные сумки с дырками, проеденными прожорливой рыбной братией. Помимо мягких тканей, обитателей озера притягивали глаза. Должно быть, для рыб глаза — это что-то вроде деликатеса. Впрочем, иногда попадались и вполне свежие образчики, дававшие основание предполагать, что в лесах и холмах за Салливаном остались еще люди. По каким-то неведомым мне причинам. Их жизненный путь обрывался в озере Кобен. Возможно, несчастных загоняли к берегу хлебные бандиты, охотившиеся на них, как дикие собаки. Возможно, бедолаг забивали до смерти и бросали в реку, которая несла тела в озеро, где они и дрейфовали по воле волн.
Итак, дни шли, а чужаки в городе не появлялись. Более того, я не видел больше света и на руинах Льюиса, так что желание взять лодку и прокатиться на другой берег у меня понемногу остыло.
Остальную часть дня я занимался тем, что рубил, пилил и колол, а потом развозил дрова по городу. Подачу электричества по-прежнему ограничивали шестью часами в сутки, поэтому желающим приготовить что-то горячее приходилось пользоваться обычными плитами для барбекю, стоявшими на каждом заднем дворе.
Каждый вечер я уходил на берег и укладывал положенное число камней на увеличивавшуюся в размерах гробницу.
Но, конечно, жизнь не сводилась к одной только работе. Мы ходили в кино, где по десятому разу смотрели одни и те же фильмы. В конце концов, теперь, когда мир разбился вдребезги, ожидать появления в городе новинок не стоило. Впрочем, не надо думать, что это было так уж плохо.
Мир на экране, мир до катастрофы, мир навеки утраченный, он притягивал, как притягивает чудо. Почти каждый вечер кинозал заполнялся на добрую половину. А еще в нашем распоряжении оставались бары, бильярдные, зал для боулинга, пивные, где банки плавали в ваннах, наполненных водой со льдом. Кое-кто предпочитал отдыхать на веранде, потягивая пиво и ведя неспешные беседы на вечные, тертые-перетертые темы прямо под звездным небом.
Идиллия?
Да как сказать.
Вспоминаю одно барбекю на берегу, когда мы сожрали, должно быть, целого борова, с его хвостиком, пятачком и хрюканьем. Молодежи в Салливане было немного. Но вечеринка получилась на славу. Вина выпили немерено, а из пустых бутылок сложили на песке настоящую пирамиду. Какой-то парень на джипе, хваставшийся своей стереосистемой, притащил ее на пляж. Музыка гремела на всю округу. Если у пятидесяти тысяч призраков, наверняка населяющих Льюис, есть уши, то в ту ночь бесплотные духи веселились на всю катушку.
Да. Но это я вспоминаю хорошие времена. Золотые шесть недель после приезда беременной женщины и ее семьи. Тишь да гладь. Никаких неприятностей. Если не считать таковыми развешенные пьяными подростками прямо в здании муниципалитета трусики. Или жалобы Совещания на неисполнение его распоряжения о перемещении 10 000 банок консервированных бобов из склада А в склад Б. Или недовольство некоторых горожан слишком громкой, по их мнению, музыкой. Или — о, ужас ужасов! — раздающийся по ночам на улице смех. Лично я послал бы жалобщиков ко всем чертям. Юнцы просто хотели ненадолго забыть об окружавшей нас жестокой и холодной реальности.
И, конечно, вы попали в точку: да, все было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.
Однажды в июле на городок обрушилась буря. Гром. Молнии. Ливень. Сбивающий с ног ветер. Волны захлестывали причал. Одну из рыбачьих лодок сорвало и унесло, больше мы ее уже не видели.
Спецами по лодкам было семейство Герлец. Они носились во всей этой кутерьме, закрепляя катера и моторки дополнительными канатами, чтобы их не сорвало. Герлецы спасали не только свой флот, но и все имевшиеся на острове лодки. Но без помощи им было не обойтись. Я оказался на пристани вместе с Беном и еще полудюжиной горожан. Под командой одной из дочерей старика Герлеца мы вытягивали на берег небольшие лодки и оттаскивали их подальше от бушующих волн. Все до нитки промокли. Температура подскочила, и от одежды шел пар. Мы продвигались по берегу, разматывая тросы, затягивая узлы, надеясь, что катера удержатся и не исчезнут в серой гибельной пелене стихии.
Мы спотыкались и падали, ослепленные вспышками молний, оглушенные громом, от ударов которого содрогалось и раскалывалось небо. Казалось, оно вот-вот рухнет на землю.
В тот день весь мир снова показал свое гнилое нутро. Все произошло быстро.
И вот как быстро.
Мы перешли из главной бухты к той полоске берега, где стояли с полдесятка лодок и катеров. Они крепились веревками к бетонным столбам или трем-четырем шатким причалам, которые определенно не выдержали бы напора шторма.
Бен и еще пара ребят вошли в воду, чтобы вытащить гребную шлюпку, залитую под самое сидение.
— Оставьте ее, — прокричал Герлец. — Сначала закрепим большие катера. Швартовые могут не выдержать.
Бросив шлюпку, они перебрались к сильно качавшемуся на волнах белому катеру. Мисс Герлец вела себя молодцом. Прыгнула в воду, ухватилась за поручень и развернула судно носом к берегу.
— Привяжите канат к крепительной планке, а потом тяните его к бетонному столбу.
Мы так и сделали, но катер взлетал на дыбы, как необъезженный жеребец. Веревка упрямо рвалась из рук, обжигая пальцы. Нас бросало то влево, то вправо, то тащило к воде.
Катер был настоящей игрушкой миллионера. Я видел белую кожаную обивку в кабине, видел прыгающие в держателях графины с джином и виски. Спасая эти кораблики, какого дьявола мы так напрягались?! Дело в том, что для города они были чем-то вроде рабочих лошадок. Катера использовались для буксировки бочек с бензином вокруг острова, к той части залива, куда нельзя было добраться на грузовике. И все же я не удержался от мрачной ухмылки. Судно, ради спасения которого мы рвали жилы, судно, сиявшее белоснежной улыбкой красотки из группы поддержки спортсменов, несло на корме выписанное золотом имя Кроутера. Несомненно, Кроутер-младший еще поблагодарит меня за заботу о семейной собственности.
— Да уж, точно — в другой жизни.
Но раздумывать было некогда. Девушка уже привязала канат к глубоко сидящему в земле бетонному столбу и рванула дальше.
