«Пикник» пел о том, что из кого-то, сразу видно, выйдет толк, поскольку он большой знаток веселящего газа. Мартин не разделял столь простых диагностических методов, но ногой в мягком тапке в такт музыке покачивал, а на словах «это счастье одному из ста» даже начал тихонько подпевать.
— Март, чем ты сейчас занимаешься? — спросил брат, водя сигарой, будто пытаясь оставить в воздухе дымные письмена.
— Всякой фигнёй, — признался Мартин.
Брат, единственный из семьи, знал о роде его занятий, но в детали они вдавались редко — разве что забавные и никому не опасные истории порой обсуждали.
— Ты ведёшь какое-то серьёзное дело? — не унимался брат.
— Заканчиваю, — сказал Мартин. — Почти закончил. Ничего серьёзного. Девчонка убежала из дома и нелепо погибла на чужой планете.
— А что осталось незаконченным? — продолжал Женька.
Подумав, Мартин решил, что особого вреда от сказанного не будет.
— Девочка кое-что успела мне сообщить. Говорить уже не могла… жестовым туристическим. Скорее всего это пустышка, но я решил проверить до конца. Не хочется идти к её родителям, пока не будет полной ясности.
— Меня расспрашивали о тебе, — сказал брат. — Один человек… вроде бы случайная беседа… но так получилось, что я про него кое-что знаю. Он работает в органах.
— Мент? — без особого удивления спросил Мартин. За Эрнесто Полушкиным вполне могли поглядывать правоохранительные структуры.
— Госбезопасность.
— Да что им от меня надо? — возмутился Мартин. — Оброк я плачу, шпионажем не занимаюсь, если что-то интересное встречаю — докладываю!
Оброком Мартин называл придуманные истории, которые предположительно могли понравиться ключникам. Власть имущие негласно рекомендовали всем, у кого хорошо получалось их придумывать, сочинять три-четыре истории в год для нужд государства. За истории даже платили небольшие деньги, и Мартин не отлынивал, не жульничал, а четыре раз в год честно садился за стол и пытался придумать что-нибудь достойное. Судя по тому, что истории принимали с благодарностью и живейшим интересом, но при этом не требовали лишнего, какие-то из них и впрямь шли в дело, а какие-то ключниками отвергались. В общем — как и в обычной жизни. Доклады Мартин писал тоже нерегулярно, но если реальное положение дел на какой-то планете резко расходилось с данными справочников и газет — посылал информацию об этом в Университет галактических исследований, структуру формально общественную, а на самом деле — правительственную.
— Вот уж не знаю, — отпивая виски, сказал Женька. — Но мне показалось, что их интересуют именно нынешние твои дела. Не вляпайся в политику, Бога ради!
Мартин едва не сказал что-нибудь ехидное и наставительное, вроде «не учи батьку детей делать», но вовремя сообразил, что младший братец как раз в этом вопросе далеко его обскакал и вполне мог бы прочесть парочку лекций. По большому счёту Женька был разгильдяй и шалопай, но зато в отношениях со слабым полом — собран, серьёзен и беспощадно удачлив. Поэтому Мартин отрезал:
— Не собираюсь я ни во что вляпываться, братец. А вот тебе пора бы перестать быть вечным студентом и вляпаться в какую-нибудь работу.
Получив такой предательский удар, Женька надулся и больше мораль не читал. Потребовалась вторая порция вискаря, чтобы мир между братьями был восстановлен и беседа пошла своим чередом.
Причиной, по которой Мартин на одни сутки вернулся на Землю, была не только давно запланированная встреча с дядей, но и необходимость снарядиться в дорогу. Конечно, будь это принципиально, Мартин мог бы отправиться в путь с Библиотеки. Но задача перед ним стояла необычная, и он предпочёл потратить одну историю на возвращение.
Мартин оставил при себе «ремингтон» — охотиться он не собирался, а для самообороны этот карабин вполне годился. Из маленького арсенала, хранящегося в кабинете, Мартин добавил к снаряжению лишь револьвер — надёжный, компактный «Smith & Wesson» шестидесятой модели. Короткое пятисантиметровое дуло, всего пять патронов в барабане, малый калибр — оружие годилось лишь для недолгой перестрелки на близкой дистанции. Что ж, нечасто, но такие ситуации случаются, и тогда револьвер куда полезнее винтовки.
Пополнил Мартин и свои торговые запасы. Соль была почти на всех планетах, а вот сахар и сладости служили замечательной валютой. Табак, перец, медикаменты, несколько колод игральных карт, свежий «Дайджест» — в общем-то сборы ничем не отличались от обычных. К полудню Мартин был готов отправиться в путь, хотя затянувшиеся до трех часов ночи посиделки отзывались тяжестью в голове.
Уже в дверях Мартина застал звонок. Он потянулся было за трубкой, но обнаружил, что определитель высветил номер Полушкина, и отвечать не стал. То ли о его возвращении стало известно, то ли Полушкин позвонил наугад… в любом случае Мартину не хотелось сейчас отчитываться.
Он запер дверь и стал спускаться по лестнице.
Иногда Мартину казалось, что отношение ключников к рассказам зависит и от самого рассказчика. От настроения… убедительности… увлечённости придуманной историей… от совершенно странных факторов. К примеру, на голодный желудок было гораздо легче получить доступ к Вратам, чем после сытного обеда и кружечки пива.
Сейчас Мартин был в меру голоден, но у него болела голова.
И это сказывалось.
— «Разве? — спросила женщина. — Я полагала, что вы поняли все в первый же вечер», — закончил рассказ Мартин и в ожидании вердикта замолчал.
— Здесь грустно и одиноко, — сказал ключник. — Я слышал много таких историй, путник.
Это была уже вторая история, отвергнутая ключником. И самое обидное заключалось в том, что истории казались Мартину достойными, имеющими и сюжет, и характеры, и назидание. Вполне годные истории!
Ключник ждал — и впрямь грустный и одинокий, один из многих грустных и одиноких ключников московской Станции. Мартин вздохнул, роясь в памяти. Вспоминались и отвергались истории прочитанные, услышанные, случившиеся с самим Мартином или его знакомыми.
Ключник ждал.
— Моя история — о любопытстве, — сказал наконец Мартин. — Странное это свойство, не находишь?
Конечно же, ключник не ответил. Конечно же, Мартин задал риторический вопрос.
— Из любопытства люди совершают странные и опасные, вещи. Пандора открыла доверенный ей ларец, жена Синей Бороды вошла в запретную комнату, учёные расщепили атом. Куда ни посмотришь — сплошные беды из-за этого любопытства. И если в древности опасность грозила лишь самим любопытным, то последнюю сотню лет — всему человечеству. Один любопытный учёный становится опаснее целой армии. Мне даже казалось, что природа опомнилась и дала задний ход… люди стали все меньше и меньше любопытничать. Их перестала интересовать наука. Люди полюбили все обыденное и привычное. Телесериалы, где всё известно наперёд. Книги, где все понятно заранее. Пищу, которая не интересна ни вкусом, ни цветом, ни запахом. Новости, где не говорят ничего неожиданного. Будто опущен стоп-кран — хватит любопытничать, хватит искать, хватит думать! Остановись — или погибни!
