На следующий день отдохнувший и заряженный новыми идеями изобретатель проследовал в свой лабораторный флигель. К его удивлению, у главного входа стояли два охранника с автоматами.
— Не велено пускать, — рявкнул старший из них с капральскими нашивками, — никого не велено!
— Но я же!..
— Ничего не знаю! Приказано не пускать! Осади назад! Стрелять буду!
Растерянный изобретатель вернулся во дворец, где попытался выяснить, в чем дело. Он обращался к чиновникам и офицерам, но никто ничего не знал. Президент же был занят и недоступен. Изобретатель снова вернулся в сад, но у флигеля все так же стояли те же охранники и он, опасаясь подходить близко, некоторое время нерешительно бродил вокруг, ничего не понимая и ощущая, как внутри него медленно, но верно нарастает беспокойство, переходящее в страх. В довершение ко всему, он обнаружил, что за ним на некотором отдалении, но неотступно следуют две невыразительные личности в неприметных, немаркого цвета костюмах.
Он решил вернуться во дворец и всеми правдами и неправдами добиться встречи с президентом. Но нужды в этом не было — президент в сопровождении адъютанта и еще двух неизвестных сам шел от дворца к флигелю.
Изобретатель бросился наперерез.
— Господин президент, что происходит? Меня не пускают в лабораторию…
Группа людей остановилась.
Дальнейшие события развиваются в ускоренном темпе и воспринимаются изобретателем как бы сквозь пелену.
Пауза, во время которой президент с непонятным выражением оглядывается на адъютанта, адъютант с испугом смотрит на изобретателя, а потом виновато опускает глаза. Двое незнакомых переглядываются с ироническим пониманием.
Наконец президент начинает говорить, но поначалу кажется, что он внезапно утратил свое умение формулировать мысли четким, кристально ясным образом. Г-н президент говорит несколько туманно и невнятно и изобретатель ничего не может понять, кроме несвязных отрывков:
— …вы должны нас понять… вынужденная мера… интересы нации… впрочем, вы сейчас сами увидите… идемте же!
И вот они, все пятеро, идут к флигелю и часовые вытягиваются в струнку и дают им дорогу и они входят в холл и там их встречают ассистенты и лаборанты в белых халатах, с которыми вместе работал изобретатель, и они, завидев президента, тоже вытягиваются в струнку, руки по швам, и звонко щелкают каблуками.
Изобретатель с удивлением видит, что в центре холла стоит тяжелое кресло, а в нем сидит привязанный человек с измученным серым лицом и кровоподтеком и ассистенты уже готовятся надеть ему на голову шлем интерфейса, провода от которого ведут в соседнюю комнату.
— Молчит? — коротко спрашивает г-н президент, глядя на человека.
Ассистенты кивают головами, и президент так же коротко бросает:
— Ладно. Идем.
И все они проходят в комнату, где изобретатель видит блок генератора изображения, а около него опять же ассистенты в белых халатах, и он видит, что его детище работает уже вовсю и в кубометре рабочего объема дрожат и мечутся отрывочные, хаотические образы и видения, беспорядочные и путаные — характерная ментальная картина человека, который ни о чем специально не думает. Но вот из динамика селектора доносится голос и все понимают, что вопрос обращен к связанному человеку в соседней комнате.
— …назови сообщников, слышишь? Кто они?!
В ответ — молчание, но зато в рабочем кубе генератора возникает картина — сумрачная комната, простой непокрытый стол, чьи-то мускулистые руки выкладывают на стол пачки листовок и другие руки их разбирают, и видны суровые лица, и эти лица тотчас начинают фотографировать те двое, что пришли с президентом. Из динамика слышится следующий вопрос:
— …где явочная квартира? Адрес?!
И снова молчание, и снова в кубе возникает предательская картина — дверь в стене скромного кирпичного дома, бронзовая ручка, жестяной номер дома над дверью и название улицы. Эту картину тоже фотографируют.
Г-н президент обращается к изобретателю:
— Великолепно, не правда ли? Я вам говорил, что мы вступаем в эпоху прогресса и гуманизма?! Вот — пожалуйста… И никаких иголок под ногти, никакого насилия… Просто, элегантно и в ногу с веком. Ваши заслуги, господин изобретатель, перед нацией воистину неоценимы. Этот человек — наш опасный враг… Я, конечно, признаю его право иметь свои убеждения и уважаю его стойкость и мужество, но, сами понимаете, интересы нации… Он — человек сильный и ничего нам не скажет, но, как видите, это и не нужно. Бессознательные ментальные образы не проконтролируешь, они сами возникают, хочешь ты этого или нет…
Еще раз от всей души благодарю вас, друг мой, вы оказали нам неоценимую помощь. Разумеется, вы сможете продолжать работу над доводкой аппарата, над блоком селекции… Надеюсь, в скором будущем увидеть образчики нового вида искусства… Но этот экземпляр мы у вас конфискуем. Увы, ничего не поделаешь, интересы государства в первую очередь… Но что с вами, друг мой? Вы так бледны! Не выпить ли вам немного рома?..
III. РЕЦЕПТ ИЗ КАНЫ ГАЛИЛЕЙСКОЙ
Если рассказ из западной жизни, то действие должно начинаться в баре или ином питейном заведении. Где же еще?
Двое сидели за столиком в салоне просто обставленного бара на рабочей окраине. Один из них был явно завсегдатай. Он пил пиво и читал газету “Утренняя звезда”. Второй выпадал из окружения своей более элегантной одеждой и правильной речью выпускника привилегированного колледжа. Он держал в руке рюмочку ликера и рассеянно глядел по сторонам.
Чувствовалось, что эти двое знают друг друга давно, с самого детства, так что могут друг друга не стесняться. Они уже обговорили все, что их занимало, и теперь каждый был занят своим.
Наконец читавший оторвался от газеты.
— Послушай, что пишут, — сказал он. — Чем только люди не занимаются!
— Что, опять кто-то за четыре минуты рояль через замочную скважину пропихнул?
— Еще лучше. Два профессора оксфордского университета, некие Колин Хэмфри и Грэм Уоддингтон, облагодетельствовали человечество, пролив свет в темные души. Уточнив древний календарь и обработав на компьютере астрономические данные, они установили точную дату распятия Христа — в пятницу, 3 апреля 33 г. н. э. Оба, между прочим, преподают на факультете металлургии и сопротивления материалов…
— Ну и что?
— Да, знаешь, как-то не вяжется это. Евангельские сказки и компьютеры… В наше-то время!
— Как раз в наше-то время и следовало бы возродить кое-какие старые ценности.
