Ознакомительная версия.
Со временем все эти призраки поблекли и выцвели, но даже в последний год я никогда не засыпал, не сказав себе в последнюю минуту, что Мистер Миллион может утром повести нас в библиотеку. И никогда я не просыпался без страха, что лакей отца пришел за мной.
Потом мне сказали, что я должен с еще тремя перейти в другой лагерь. Мы несли с собой еду, но едва не померли по дороге от голода без присмотра. Оттуда нас отправили в третий лагерь, где нас допрашивали те, кто не был заключенными, подобно нам, а свободными людьми в мундирах; они тщательно записывали наши ответы и наконец приказали, чтобы нас вымыли и переодели; затем они сожгли нашу старую одежду и дали немного густого варева из ячменя и мяса.
Я очень хорошо помню, что именно тогда я наконец позволил себе понять, что это означает. Я опустил ломоть хлеба в свою миску и, когда вынул, он пропитался приятно пахнувшим соком, к нему пристали ячменные зернышки и кусочки мяса; я подумал о поджаренном хлебе и кофе на рынке рабов не как о чем-то прошедшем, а как о чем-то из будущего, и мои руки затряслись так, что я не смог удержать свою чашку, и мне захотелось броситься к ограде и закричать. В следующие два дня мы, шестеро теперь, уселись в повозку, влекомую мулами. Она тащилась по петлявшей дороге, почти все время под гору, пока за нашими спинами не скончалась зима, пока не исчезли березы и хвоя и не засветились цветы и свечки на ветвях дубов и каштанов, под которыми тянулась дорога.
Улицы Порт-Мимизона кишели народом. Я мгновенно затерялся бы с непривычки, если бы не носилки, нанятые для меня Мистером Миллионом, но я велел носильщикам остановиться и купил (на деньги, что он дал мне) газету у разносчика, чтобы наконец узнать точную дату. Хотя я знал месяц и год начала моего заключения, в лагере было невозможно узнать число текущих лет, которые все считали и никто не знал. Человек мог схватить лихорадку, и спустя десять дней, когда был достаточно здоров, чтобы вернуться к работе, говорил всем, что прошло два года или их просто не было. Затем ты сам подхватывал лихорадку. Я не могу вспомнить ни одного заголовка, ни одной статьи из купленной мною газеты. Я читал только дату в начале, всю дорогу домой.
Прошло девять лет.
Мне было восемнадцать, когда я убил своего отца. Сейчас мне было двадцать семь. Я полагал, что мне уже сорок.
Облезлые серые стены нашего дома были все те же. Железный пес с тремя волчьими головами все так же стоял посреди сада, но фонтан молчал, и клумбы вместо мха и шиповника полнились сорной травой. Мистер Миллион расплатился с моими носильщиками и ключом отпер дверь, которая во времена моего отца всегда охранялась, хотя и была незаперта — а когда он делал это, невероятно высокая и худая женщина, продававшая на улице пралине, бросилась к нам. Это оказалась Нерисса, и теперь у меня есть служанка и могла бы быть наложница, пожелай я того, хотя мне нечем ей платить.
Я теперь должен объяснить, наверное, почему я писал этот отчет, который уже отнял у меня не один день; и я даже должен объяснить, почему я это объясняю. Ну ладно. Я писал затем, чтобы раскрыть себя себе, и теперь я пишу, чтобы, я знаю это, временами перечитывать то, что я пишу сейчас, и останавливаться в изумлении. Возможно, к тому времени, когда я это сделаю, я разрешу тайну собственного естества, а быть может, она уже не будет меня интересовать.
Со времени моего освобождения прошло три года. Этот дом, когда мы с Нериссой вновь вошли сюда, был в запущенном состоянии. Моя бедная тетушка провела здесь свои последние дни, как сказал мне Мистер Миллион, в поисках предполагаемых сокровищ моего отца. Она не нашла их, и не думаю, что они вообще существовали; теперь, зная его характер лучше, чем она, я верю, что он тратил большую часть того, что приносили ему его девушки, на свои эксперименты и оборудование. Первоначально я и сам очень нуждался, но репутация дома привела людей. Женщин, которые искали покупателей, и мужчин, которые хотели у них кое-что купить. Вряд ли необходимо большее, сказал я себе вначале, чем просто сводить их вместе; и сейчас я довольно состоятельный человек. Федрия живет с нами и тоже работает; ее блестящее замужество окончилось крахом.
Прошлой ночью я работал у себя в операционной и услышал, как кто-то скребется в библиотечную дверь. Я отворил. При ней был ребенок.
Настанет день, когда им понадобятся наши услуги.
Сборник фантастических рассказов американской писательницы немецкого происхождения Кэйт Вильгельм, вышедший в 1963 г.
Заметим, во-первых, что в 1972 г., когда Вулф написал “Пятую голову Цербера”, Вернор Виндж еще был сравнительно мало известен в американском фэндоме и, разумеется, никто не мог предположить, что с выходом “Пламени над бездной” (1991) и “Глубины в небе” (1999) к этому писателю придет известность, вполне способная обеспечить его книгам место в библиотеке франкоязычной инопланетной колонии. Во-вторых, книги, найденные рассказчиком под куполом библиотеки, созданы авторами, чьи фамилии, записанные латиницей, начинаются на W (Кэйт Вильгельм = Kate Wilhelm, Вернор Виндж = Vernor Vinge (и далее, ошибочно, Winge), Линн Уолш (вероятный автор книги об убийстве Троцкого Assassination of Trotsky) = Lynn Walsh). Если рассказчик забрался в эту секцию, чтобы найти книги своего отца, то логично считать, что и его собственное родовое имя тоже начинается с этой буквы. А следовательно, имеются некоторые основания предположить, что фамилия рассказчика — Вулф (Wolf или Wolfe, староангл. волк). Дальнейшие намеки, щедро разбросанные по тексту, а в особенности эпиграф из “Сказания о Старом Мореходе”, только подтверждают правомерность такой версии.
Дом пса (франц.) Рассказчик опять намекает, что его фамилия, вполне вероятно, — Вулф.
Дриада (франц.)
Вполголоса (итал.)
Условленный адрес, место для встреч (франц.)
Трюк (франц.)
Берегись собаки (лат.)
Как видим, прогноз Вулфа относительно емкости оперативной памяти, достаточной для создания полноценного искусственного интеллекта, не оправдался: 1 ГБ для этого явно не хватает. Впрочем, на 1972 г. оценка была довольно смелая.
Ознакомительная версия.
