– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – Гусейн встал на ноги, поклонился Лёше и указал на дворец. – Этот дворец выполнен из редчайших драгоценных камней и жемчуга, – начал Гусейн, почему-то нараспев. – В нём семьдесят помещений из красного яхонта, в каждом помещении – семьдесят комнат из зелёных изумрудов, в каждой комнате – ложе, на каждом ложе постелены семьдесят постелей всех цветов, на каждой постели – жена из большеглазых чернооких. В каждой комнате накрыт стол, на каждом столе – семьдесят видов еды. В каждой комнате – семьдесят слуг и служанок. И каждое утро верующему даётся такая сила, – тут Гусейн взглянул на пояс Лёши, – что он может справиться со всем этим.
– Понятно, значит, в день я должен трахнуть триста сорок три тысячи гурий и съесть двадцать четыре миллиона блюд. – Лёша подивился, как ловко он посчитал всё это дело в уме. – Ну, а там что? – он указал на аллею, ведущую вниз.
– А там, мой господин, протекают четыре реки. Одна – из воды непортящейся, другая – из молока, вкус которого не меняется.
– В том смысле, что не киснет молочко? – уточнил Лёша.
– Угу, мой господин, третья – из вина, приятного для пьющих, четвёртая – из мёда очищенного.
Лёша опять захохотал:
– Слышь, Гусик, ты со мной в универе учился, давай я те загадку восточную загадаю: вот скажи, к какой реке я, Кузя Бармотин, человек русский, но при этом шахид и поэт, пойду в первую очередь?
Гусейн впервые взглянул в Лешины глаза и даже улыбнулся:
– К винной, мой господин…
– Молодец, Гусик. – Лёша потрепал его по рыжеватой шевелюре (мать Гусейна была русской). – Помнишь, в наше время модно было: «Отведите меня к реке…», гы-гы-гы-гы.
Лёша скинул свою чалму, расстегнул сюртук, обнял Гусейна за плечи, и они пошли по аллее, ведущей вниз, к реке.
Пока шли, Лёша очень подробно рассказал Гусейну подробности своего последнего дня на земле. Гусейн слушал очень внимательно, но у Лёши почему-то создалось впечатление, что Гусейн всё отлично знает и без его рассказа.
Песчаная аллея сделала свой последний поворот и вывела их на просторную площадку, почти площадь, сделанную, как и дворец, из драгоценных камней, золота и серебра. Они подошли к краю, и перед ними открылась изумительная картина: площадка будто зависала в воздухе, а под ней струились четыре мощных потока, переплетаясь, но не смешиваясь между собой. Один – молочно-белый, другой – изумрудно-прозрачный, третий золотистый и чётвёртый красно-бурый. Они величественно уходили в голубое небо, не создавая никакого шума.
– Правда круто? – неожиданно спросил Гусейн.
– Не просто круто – охуительно, – восхитился Лёха.
Какое-то время они стояли молча, созерцая небесные реки…
Неожиданно Лёша широко раскинул руки и, страстно воскликнув: «Ле галиб илля Лла» («Нет победителя кроме Аллаха»), бросился вниз, в красно-бурый поток, величаво протекающий под ним.
Винная река подхватила Лёшу, вызвав в нём ощущение чего-то очень знакомого, полузабытого и родного. «Неужели тридцать третий портвейн? – подумал Лёша, жадно глотая бурую жидкость. – Вот бы мой папа порадовался».
Лёша вспомнил своего мрачного папу, умершего лет десять назад во время обеденного перерыва на заводе «Красный Треугольник», вполне возможно, именно со стаканом вот этого самого портвешка в тридцать три оборота. «Быть может, он тоже где-то здесь, может, я его даже увижу…»
Лёше вдруг стало грустно, и он, практически без усилий, выпрыгнул из винной реки на площадку, дав себе обещание приходить сюда часто. Затем он приказал Гусейну раздобыть где-нибудь ведро и наполнить его «из речки, на всякий пожарный».
– У вас во дворце – великое множество вина, – удивился Гусейн.
Лёша довольно строго посмотрел на него:
– Слышь, ты тут виночерпий или кто?
– Виночерпий, мой господин, – извинился Гусейн и даже плюхнулся на колени.
– Тогда черпай, а не философствуй! – заорал на него Лёша и даже хотел дать ему подзатыльник.
Гусейн довольно быстро убежал куда-то, а Лёша решил было раздеться и просушить одежду, но, к своему удивлению, обнаружил, что его одежда, волосы и всё остальное совершенно сухи и даже не пахнут портвейном. «Круто, – подумал Лёша, – действительно круто».
Тем временем Гусейн появился на площадке с неким подобием ведра, сделанного, как и всё тут, из жемчуга, золота и драгоценных камней. Лёшу это очень рассмешило, и он, не переставая хохотать, выкинул Гусейна с ведром в винную реку. Через секунду Гусейн появился на площадке вполне сухой, но немного испуганный, в ведре плескался портвейн.
– Ну чо, Гусик, теперь по девочкам?
Гусейн утвердительно мотнул головой.
Пока шли обратно к дворцу, помирились. Лёша время от времени останавливался и выпивал портвешка прямо из ведра. Предлагал и Гусейну, но тот отказывался. Подошли всё к той же арке. На земле всё ещё валялась Лешина чалма, он поддал её ногой, почему-то подумав, что она вполне может служить футбольным мячом. Он был совершенно уверен, что футбольных мячей в раю нет.
Чалма подкатилась непосредственно к арке. Лёша вдруг тяжело вздохнул и обернулся. Фонтан, алея, цветы и пальмы источали покой.
– Хуй с ним, – сказал он громко и, вдарив по чалме ещё разок, зашёл во дворец.
Он попал в довольно просторный полутёмный зал, посередине которого располагался квадратный бассейн с зёлёными и синими узорами на дне. Почти всё пространство вокруг было устлано коврами, на стенах горели факелы и масляные светильники, ну и, конечно же, невразумительное количество драгоценных камней повсюду. Где-то громко капала вода.
Вдоль трёх стен стояло множество буквально заваленных жратвой столов, а также маленьких жаровен, на которых что-то заманчиво скворчало. Аппетитно пахло жареным мясом и фруктами. У четвёртой стены располагалось огромное ложе со множеством подушек, подушечек и музыкальных инструментов. Лёша уверенно прошёл вокруг бассейна, постучав ногой по колоннам, затем осмотрел столы и жаровни и только потом подошёл к царственному ложу:
– А что, неплохо, – сказал он Гусейну, который тут же учтиво поклонился.
Как только Лёша плюхнулся на ложе, отовсюду зазвучала мягкая музыка, неслышно открылись боковые двери, из которых в зал стали выходить девушки, одетые в разноцветные шёлковые платья. Все они что-то несли в руках: кубки, кувшины, блюда, подносы, чайники, кальян и просто какие-то цветы и безделушки. В одной из них он узнал именно ту, зеленоглазую и кудрявую.
Лёша вскочил с ложа и бросился к ней:
– Салямалекум, деушка, это я, Кузя, в смысле, Алексей Бармотин, мы сегодня с вами по интернету общались.
