Лёша вскочил с ложа и бросился к ней:
– Салямалекум, деушка, это я, Кузя, в смысле, Алексей Бармотин, мы сегодня с вами по интернету общались.
– О, Кузя, мой господин, мой повелитель! – девушка упала на колени и обняла его ноги – Слава Аллаху всемогущему, что он привёл тебя ко мне, любимый мой!
Лёше стало так приятно, так сладко, так страшно:
– Как хоть зовут тебя, зеленоглазка?
Девушка, не вставая с колен, подняла свои глаза и улыбнулась точно так, как тогда утром, когда он писал ей стихи:
– Я Рубаб, мой господин, твоя раба, поступай со мной, как пожелаешь.
Лёша был очень растроган и даже почувствовал нечто вроде подступающих слёз – сильно защекотало в носу:
– Рубаб, какое красивое имя, – неожиданно для себя Лёша заговорил стихами:
Прожита жизнь. Я не видел счастливого дня.
Нет ничего, кроме бед у меня.
Что будет завтра, не знаю. Сегодняшний день
Празднуй, довольствуясь малым, смиренье храня.
Рубаб обняла колени Лёши ещё крепче и прочла ему вот такие стихи:
Мой герой луноликий, как долго тебя я ждала,
Вечность целую длилась зима,
Вот ты пришёл, нет награды ценней,
Я тебя обнимаю, а теперь ты меня обними поскорей.
Лёша поднял Рубаб и осторожно понёс её к ложу. Положив её на подушки, стал глазами искать Гусейна:
– Рубаб, а давайте выпьем за знакомство, в конце-то концов!
– А давайте, – ответила Рубаб и нежно положила голову ему на грудь.
– Эй, Гусик, ты чо заснул там, наливай уже! За вас, Рубаб! – Лёша выпил свой кубок залпом. Рубаб, стараясь повторять его движения, сделала так же.
– Знаете, Рубаб, мне воще-то в жизни с девушками не везло.
– А что так? – Рубаб улыбнулась.
Лёша задумался, а потом вдруг ответил в стихах:
– Нет, никому не ведомы те беды, что терплю я,
А застенать – так бедами всё небо расколю я!
Рубаб прижалась к его груди и ответила тоже стихами:
– Как мне утешить тебя, мой герой?
Грусть отогнать от тебя, мой дорогой?
Готова ласкать тебя день я и ночь,
Что бы печали ушли от нас прочь.
– А давайте, Рубаб, ещё выпьем. Гусейн, ёпть, наливай!
– А давайте, согласилась Рубаб.
Так они пили и читали друг другу стихи, пока Лёша вдруг не заявил:
– Рубаб, а давайте ко мне поедем, я щас комнату на Финбане снимаю, поехали?
Рубаб засмеялась очень громко, стоявший рядом Гусейн тоже улыбнулся.
– Ах, да, – осознал свою ошибку Лёша и даже попытался улыбнуться, – слышь, Гусик, у тя тут водка есть?
– Водка? – удивился Гусейн.
– А то я чот пью сушняк твой, а у меня – ни в одном глазу.
– Водки нет – отрезал Гусейн.
– Понятно, – вздохнул Лёша и повернулся к Рубаб, – тогда, может, к тебе поедем?
– Поехали, – сказала Рубаб и очень нежно обняла Лёшу. Оба они неожиданно взлетели в воздух и пропали в ближайшей к ложу стене…
Лёша вполне ясно осознал свой полёт в обнимку с Рубаб через стены дворца. Не то чтобы он испугался, но от неожиданности немного опешил. Помещение, в которое они попали, оказалось чем-то очень похожим на «главный зал», только меньше: те же стены, усыпанные драгоценными камнями, полумрак, посередине – бассейн с зеленоватым дном, вокруг – скворчащие жаровни и столики, заваленные жратвой. У дальней стены – огромное ложе из ковров и подушек. Лёша и Рубаб плавно опустились на это ложе, и Лёша так и не понял, кто кого перенес в этот зал.
– Рубаб, я так счастлив, что встретил тебя в реале, ты себе не представляешь, – Лёша стал снимать с себя одежду.
– А я-то какая счастливая, мой господин! – Рубаб тоже скинула с себя верхнее платье.
– Рубаб, а можно я тебе задам неприличный вопрос? – Лёша снял свои туфли и стал уже стягивать шаровары.
– Да, мой господин, спрашивай, что тебе угодно, – Рубаб сняла полупрозрачную шёлковую кофту, и её огромные, ослепительно белые груди выпрыгнули наружу.
Лёша уставился на её ярко-красные сосцы, столь совершенные по форме, что и вправду напоминали крупные рубины.
– Ты ведь – того, в смысле гурия…
– Я твоя Рубаб, твоя раба, делай со мной, что пожелаешь… – она скромно опустила глаза.
– А это, в смысле национальность такая или… – Лёша пытался развязать свой пояс, но он был так возбуждён, что всё никак не мог этого сделать.
– О, не делай этого, мой господин! Пожалей рабу свою, – взмолилась Рубаб и прижалась к его зелёному поясу.
Лёша почувствовал, как её обнажённые груди давят его напрягшийся член, он сглотнул слюну:
– Хорошо, моя маленькая Рубаб, я сделаю, как ты говоришь, – он повалил её на ковры и стал целовать. Она немного пахла имбирём и вздрагивала после каждого его поцелуя.
– Войди в меня, мой господин, моя куса сгорает от желания, введи в неё свой мощный зубр.
Лёша протянул руку и дотронулся до её лона, до её куса. Оно оказалось не таким и маленьким, скорее наоборот, вполне под стать её грудям, но мягким и шелковистым, словно цыплёночек. Он сдавил его сильно, но нежно, так, чтобы сок увлажнил пальцы.
– О, мой господин, – застонала Рубаб, задыхаясь от страсти.
Лёша прижался к ней и прошептал в горячее ушко необходимую в этот момент молитву: «Бисмиллахир-рахманир-рахим» («Во имя Аллаха, милостивого ко всем на этом свете, и лишь для верующих в День Суда»). Затем напряг своё тело и вошёл в Рубаб, но не полностью, мешала некая преграда.
– Мои ворота плотно закрыты, мой господин, – шептала Рубаб, задыхаясь – разруби их своим мечом, я умоляю тебя, мой господин, я умоляю…
Лёша обхватил её бёдра, приподнял её и изо всей силы вошёл в неё ещё раз, теперь уже полностью, покрыв её тело своим… Рубаб завизжала, дёрнулась в бок и затем прижалась к нему, схватив его за пояс:
– О, мой господин, ты подарил мне высшее счастье этого мира!
Неожиданно Лёша почувствовал, что они парят над ложем, ритмично раскачиваясь в воздухе. Рубаб, не выпуская его пояса из рук и обхватив его бёдра ногами, вжимала его в себя с удивительной для женщины силой. Лёша не в силах был больше сдерживать своё возбуждение и извергся в ёё лоно. Рубаб закричала так сильно и дико, что Лёша даже испугался. На секунду ему показалось, что это был не женский крик.
Наконец, они плюхнулись опять в подушки. Рубаб наклонилась над ним, глаза её переполняла грусть.
– Первый раз? – спросил её Лёша и попытался обнять.
Она утвердительно качнула головой и смешно, почти по-детски сдула чёлку со лба:
