– Но главное – не переборщить! – заговорщицки подмигнул Чер. – А то ногокорни слипнутся!
– Командир! – набрался смелости Од. – Расскажи что-нибудь!
– Что же тебе рассказать, одуванчик ты мой! – усмехнулся Вурч.
Все заржали. Белый пух на щёках Ода как нельзя лучше напоминал белые пушинки на голове одноименного Неподвижного Собрата. Од позеленел, но вытерпел: сам нарвался. И его порыв оказался удачным:
– Ну, слушайте, – согласился Вурч после небольшого раздумья. – Бывал я в краях на той стороне империи. Там жарко. Очень жарко – вроде как у Бао на родине.
Бао, услышав своё имя, широко осклабился.
– Но живут там краснокожурые люрасы, – продолжал Вурч.
– Краснокожурые? – послышались удивлённые возгласы.
– Да. Не красно-коричневые, как Виш (взоры всех обратились к Вишу, и он покраснел, хоть был ни при чём), а красно-красные…
– А Перворостка они чтят? – подал голос Подс.
– Чтят, – кивнул Вурч. – Но ещё больше, чем Перворостка, они чтят Солнце.
– Ну, Солнце и Перворосток чтил, – заметил Подс.
– Да, – согласился Вурч. – Но они чтят его по-особенному. Они строят высокие-превысокие ступенчатые пирамиды, на которые ведут крутые-прекрутые лестницы…
Вурч замолчал, словно вспоминая. Все безмолвно замерли.
– И на устроенных на самой вершине алтарях они приносят Солнцу жертву: взрезают обсидиановыми ножами грудь молодому люрасу – на которого загодя пал жребий – и вынимают сердце…
– Варвары! – выразился Подс.
– Зачем они это делают? – прошептал Виш, представивший себя на месте молодого люраса.
– У них бедные почвы, – пояснил Вурч. – И таким образом они пытаются хоть как-то обеспечить себе пропитание.
– У нас тоже бедные почвы, – подал голос Топ, – однако своих не режем!
– А император об этом знает? – спросил Вар.
– Император обо всём знает, – кивнул Вурч, и, чтобы сменить воцарившееся среди воинов унылое настроение, произнёс: – А ещё вместо «ногокорни» они говорят «корненоги», а вместо «ветверуки» – «руковетви».
– Корненоги! – прыснул Сирн. – Это надо же!
– Руковетви! – подхватил Ланд. – Смешно!
– А чем ногокорни и ветверуки лучше? – пожал плечами Вурч. – Главное – понимать друг друга, а как называть то или иное – неважно.
– Нет, руковетви как-то не звучит, – попытался объяснить Ланд. – Получается, для них ветви главнее, а не руки. Но руки-то у люрасов, а ветви… у Неподвижных Собратьев.
– А ногокорни? – возразил Вурч. – Выходит, корни главнее?
– Нет, – нерешительно протянул Ланд. – Корни… тоже важны, через корни мы иногда питаемся. Но руки… Они – главное отличие люрасов от Неподвижных Собратьев.
– Люраса сделали руки, – неожиданно процитировал Берз высказывание известного философа, Негельса. Его учение, называемое «негнилизм», недавно вошло в моду.
– Да? – притворно удивился Вурч. – А я думал – голова главнее!
Ланд смутился.
– Да, головы у Неподвижных Собратьев нет, – сознался он. А Берз решил оправдаться:
– Я имел в виду, что голова развивалась одновременно с развитием ветверуки.
– Я слышал Негельса, – кивнул Вурч. – И разговаривал с ним. Но для молодых твоё пояснение правильное. Пусть не забывают про голову.
Слушая разговор Ланда с Вурчем, Сирн не решился вступить в дискуссию, иллюстрируя собой принцип исключённого третьего. Самоисключённого.
Он лишь пробубнил себе под нос:
– А ногокорни – лучше!
– Командир! – изумился Вар. – Ты разговаривал с Негельсом?
– Да. Когда учился в офицерской школе. Он приходил к нам и знакомил с основами своего учения.
В один из вечеров Вурч предложил новобранцам рассказать о родных местах. Первым начал Кув.
– Я жил в далёкой болотистой местности, в краю, где много воды, а Неподвижные Собратья вырастают кривыми и чахлыми. В наших местах не водится ящериц, поэтому жители издавна приручили лягушек. Они похожи на ящериц, но без хвостов, и более медлительные – если не прыгают. Но на прыгающей лягушке мало кто удержится.
Лягушки в упряжи спокойны. Они не прыгают, а переползают. Прыгают одни верховые, но таких немного. Для верховых нужна специальная упряжь и сёдла. Но до чего же здорово на них скакать! Дух захватывает.
Лягушки забавно охотятся: сидят на месте и поджидают, пока кто-нибудь из насекомых подлетит поближе, а затем выстреливают в них длинными языками, к которым насекомые прилипают. Но в остальное время лягушки исправно поедают личинок мух, которыми их кормят.
За лягушками охотиться тяжело и опасно. Они предпочитают селиться в глухих труднопроходимых местах, подальше от поселений люрасов. И приручать их очень сложно. Лучше всего отлавливать их, пока они почти головастики. То есть ноги у них уже появились, но хвостик ещё не отпал. Они такие забавные! Или отлавливать самых маленьких лягушат. Но когда вырастают, лягушки всё равно убегают, метать икру. После этого иногда возвращаются – те, с которыми хорошо обращались и ласкали. Лягушкам нравится, когда им чешут горлышко.
Кув вздохнул.
– Единственно, что плохо – часто приходится смачивать лягушкам кожу, чтобы не пересыхала. А значит, долго находиться далеко от воды они не могут, иначе…
– Что иначе? – переспросил Люц.
– Иначе задыхаются, – пояснил Кув и замолчал.
– Скоро весна, – сказал кто-то. – У нас в деревне начнутся праздники…
Все примолкли. Каждый мысленно перенёсся в родные места. У каждого было что вспомнить.
– Для того мы и находимся здесь, – жёстко произнёс Вурч, – чтобы остальные могли спокойно праздновать!
– Для чего вообще нужны прибрежные гарнизоны? – в сердцах сказал Кач, бросив на пол склеиваемую пику. Цокнув, она сломалась в другом месте: клей оказался хорошим.
– То есть как? – возмутился Вурч.
– Гусеницы не удаляются от побережья, – заметил Кач. – Зачем нам нести потери? Не надо селиться на побережье – и всё!
– Однако удобрения для кормильных полей можно взять только на побережье, – по-прежнему жёстко ответил Вурч.
– А навоз с ящеричных ферм? – не уступал Кач. – Разве его не хватает?
– А личинок мух на чём выращивают? – Вурч был несгибаем. – Если уж существуют деревни, их надо защищать. Не бросать же на произвол судьбы.
– Да-а… – Кач сдался. – Что я, толстокорый? Я всё понимаю.
– А ты, Виш? – спросил Топ. – Почему ничего не рассказываешь о своей родине?
Виш пожал плечами:
– Я живу в самой обычной местности. Она не такая живописная, как болото Кува. Но лучше родины нет ничего на свете!
– А из какого ты рода? Я, например, из тополей. В центре нашего селения стоит пирамидальный тополь. С него далеко видно, я залезал…
