— О завтраке не беспокойтесь, — добавил Вечный Жид, откликаясь на мысленный вопрос пассажира. — Ваши привычки мне известны… Скоро кофейку попьём. А для вас чай соорудим. Годится?
«Хреново, — подумал Станислав Гагарин. — Значит, мне так и оставаться г о л ы м? Без ущелины, в которую можно было уйти с сокровенными мыслями… Перспектива, я вам доложу!»
— Обижаете, Папа Стив, — вслух произнес Агасфер, снова с улыбкой отворотясь к писателю. — Отказываете мне в чувстве такта? Сокровенное мыслящего существа — для нас т а б у. Я читаю ваши мысли исключительно для ускорения контакта, не более того. Для пользы дела, так сказать.
— И на том спасибо, — отозвался Станислав Гагарин.
Остановились на Пушечной улице, аккурат у церквушки, через которую год назад проходил писатель, навещая Валерия Павловича Воротникова, который руководил ф и р м о й, занимавшей приличного размера здание, выстроенное внутри квартала.
Писатель подумал было, что чересчур многолюдно здесь, б о й к о е место, пристрелянное н а р у ж к о й, а в том, что он вовлекся в нечто такое, где без осмотрительности не обойтись, Станислав Гагарин не сомневался, но тут передняя правая дверца распахнулась, и размышления сочинителя прервались.
В салоне появилась молодая женщина, и это удивило писателя. На участие в их делах прекрасных созданий, да еще и натуральных блондинок — гагаринская слабость! — Станислав Семенович не рассчитывал.
— Меня зовут Верой…
Молодая женщина повернулась, открыто и весело улыбаясь, к писателю, протянула руку, которой Станислав Гагарин с готовностью, стараясь сделать сие поэлегантнее, коснулся губами.
— А вас я знаю, — продолжая улыбаться, заманчиво, но без кокетства, промолвила на редкость естественная блондинка да еще и с синими глазами. — Вы — Станислав Гагарин. Любимейший мой писатель…
— Станислав Семенович, — угрюмо поправил новую в сем авантюрном деле фигурантку сочинитель. В том, что оно будет-таки рискованным, герой наш не сомневался.
Поправил же он деваху вовсе не из-за того, что она назвала его по имени и фамилии, без отчества. Писателей обычно так и называют. Лев Толстой, Александр Герцен, Михаил Булгаков… Он и сам представлялся так же, вызывая тем неудовольствие Веры Васильевны, супруги, считавшей, что именование без отчества как бы м а л ь ч и́ ш и т, принижает достоинство вовсе не молодого уже спутника ее жизни.
А буркнул он из-за смущения, которое возникло в Станиславе Гагарине, когда его назвали любимейшим писателем. Так сочинителя еще не обзывали, и хотя стало ему ужас как приятно — ну кто из творцов швырнет в письме́нника булыжник или даже малую г а л ь к у! — а все-таки природная скромность в писателе неизбыла. И по правде сказать, не баловала его действительность подобными признаньями.
— Извините, Станислав Семенович, — мило повинилась молодая с синими глазами. — Но вы зовите меня без отчества… Ладно?
— Мне звать вас по имени — одно удовольствие, — подобрел, улыбаясь, писатель. — Вы тёзка моей супруги…
— Знаю, Станислав Семенович, все про вас знаю…
«Не землячка ли Агасфера часом? — с тревогой подумал Станислав Гагарин. — Еще и эта примется читать мысли…»
«Успокойтесь, — возник в сознании Фарст Кибел, и Агасфер тронул машину с места. — Вера — нормальная женщина».
Возникла пауза, автомобиль покатился по Пушечной улице, а Вечный Жид закончил мини-характеристику спутницы словами: «И ничто человеческое ей не чуждо».
— Утешили, — вслух произнес Станислав Гагарин, и Вера повернулась к нему с переднего сиденья.
— Вы что-то сказали? — спросила она.
— Утешили, говорю… Скрасили серое существование старого и больного человека, сбежавшего из писательской лечебницы в неизвестном направлении.
— Сейчас все узнаете, — вклинился Вечный Жид, по-своему понявший реплику писателя. — Едем в ЦДЛ. Там нас ждут п о м о щ н и к и, с ними и поговорим.
На Герцена, бывшей Большой Никитской, было пустынно, время-то вовсе раннее, тихо и мрачновато.
В просторном фойе, где вывешивались вернисажные полотна, их ждали двое мужчин.
Едва наша троица возникла в широком проходе, как оба неприметных на вид мужчин средней интеллектуальной наружности, чиновники не слишком высокой руки по внешнему обличью, разом поднялись и двинулись навстречу. Один из них, чернявенький такой, лицо его показалось сочинителю знакомым, широко заулыбался и загодя протянул руку для приветствия.
Второй, светловолосый и голубоглазый детина, напоминавший и Николая Юсова, и кого-то из прибалтийских друзей Станислава Гагарина, замешкался, отстал от чернявенького на шаг, а то и на два, это смотря как, понимаешь, мерить, какими шагами…
— Здравствуйте, Федор Константинович, — приветствовал первый мужик Вечного Жида, и писатель понял, что Фарста Кибела знают здесь под вполне земным именем. — Здравствуйте, товарищи…
Последнее относилось уже к ним с Верой.
Прибалтиец энергично, вовсе по-южному, закивал, что не вязалось с его внешностью архиспокойного увальня.
— Знакомьтесь, — спокойно пожимая руку мужчинам, проговорил Фарст Кибел. — Работать нам вместе… Нашу спутницу зовут Верой. А писателя Гагарина нет нужды представлять.
— Конечно, конечно! — зашустрил чернявенький к е н т, здороваясь с письме́нником, сильно стискивая при этом его ладонь. — Станислава Семеновича читали и шибко уважаем… Я и на просмотре вашего фильма «Без срока давности» в нашем клубе имел честь присутствовать… Вы мне еще и автограф на «Янусе», значит, того…
Поскольку единственный клуб, где сценарист Гагарин был с мосфильмовской картиной, назывался именем Дзержинского, Станислав Семенович сразу вычислил, какое ведомство тот представляет.
Звали брюнетистого Олегом Геннадьевичем. Фамилию новый знакомец не объявил.
Зато его спутник так прямо и брякнул:
— Подполковник Вилкс, Юозас Стефанович. Из ГРУ…
«Ни хрена себе хрена, — мысленно ухмыльнулся писатель, вспомнив любимую поговорку профессора Урнова, с которым подружился в голицынском Доме творчества. — Один с Лубянки, второй из Главного разведывательного управления Генштаба. Что, с о с е д и решили объединиться?»
— Дело серьезное, Станислав Семенович, — сказал Вечный Жид, увлекая всех ближе к окну и к низкому столику, придвинутому к огромным мягким диванам.
— Достаньте карту, Олег Геннадьевич, — попросил звездный пришелец, и товарищ с Лубянки мгновенно извлек из скромного к е й с а карту Подмосковья.
