физиономий по-книжному описывать всякими синонимами. Я, вдруг кто забыл, рассказываю историю сам себе, поэтому меня все устраивает. И мне только двенадцать! Так что терпите, если вы вообще существуете.
Но одежда у них разная. Артем — либо в школьной форме, либо в каких-нибудь майках-шортах, а папа неизменно в костюме-галстуке и с кожаным портфелем. Когда он с моим отцом работал инженером на заводе, одевался проще. Бывал иногда внутри костюма, но сунуть шею в галстук — ни за что! Не любил он галстук, называл его петлей на шее трудовой советской интеллигенции. А потом — все. Не петля, а украшение, отличающее его носителя от пролетариата. В администрацию перешел и поменял мнение в соответствии с переходом.
Сменил он место работы еще и от страха. Характер у него — как у сына, взбалмошный и непоседливый, хочется что-нибудь выдумать, пошутить, а завод-то производит вождей и никого другого.
Ужасная ситуация — идет мимо конвейер голов, а ничего с ними нельзя сделать. Ни носы красными, ни уши побольше, ни клыки прилепить, как в фильмах про вампиров.
Иногда дядя Валентин прибегал к папе, весь потный, взволнованный, говорил, держи меня, Олег, я так больше не могу. И папа спасал товарища. Хватал его за шиворот, встряхивал и ругал — не вздумай, идиот, посадят в два счета, кто семью кормить будет.
Артем в то время на свет не родился и дядя Валентин понимал, что накормить семью в лице тети Оксаны желающих найдется много. Очередь из добрых дядей с тортами и шампанским у подъезда нарисуется, еще автозак в милицию не успеет отъехать. Эта картина из него хулиганство мигом выпроваживала.
Не знаю, как он работал инженером. И никто не знает, даже мой папа, хотя они были в одном отделе. Если провести экскурсию в прошлое, то непонятно, как он поступил в институт и закончил его. Неизвестно, умеет ли дядя Валентин считать и чертить, ведь он это дело страшно не любит, поэтому никогда не считал и не чертил, несмотря на то, что работа инженера по идее в подсчетах с чертежами и заключается.
Но шустрый Валентин, а шустрость, как утверждает наука, успешно заменяет знания. В ходе эволюции человечество разделилось на две ветви: "человека разумного" и "человека шустрого", они худо-бедно уживаются на одной территории и не дерутся. Тысячи друзей и знакомых, записная книжка размером с большую советскую энциклопедию, час каждый день на телефоне — поздравляет по списку с днями рождения. Всех всегда выручает, достает импортные вещи, устраивает в институт, знакомит с нужными людьми, и ему все взамен тоже безвозмездно помогают.
Как он так попал на новую работу? Использовал записную книжку, как колдовской фолиант. Нашел заклинание, то есть телефонный номер того, кто имеет влияние, позвонил, и вуаля.
В администрации он курирует дороги. Курирует — наверное, означает, что строит.
— Хана теперь дорогам, — коротко сообщил дед, когда узнал, чем будет заниматься дядя Валентин. — Пора запасаться альпинистским снаряжением. Без него ямы скоро будет не перелезть.
Но дед шутил. Дорожные ямы с приходом дяди Валентина на их строительство больше не стали, хотя и меньше тоже. Ничего не поменялось.
А жена ему помогает дороги курировать. Тут у меня перед глазами другой образ — тетя Оксана в черном платье и с отбойным молотком на дороге. Представил и понял, что картина, когда ее тащат по земле в администрацию, не такая уж и фантастическая.
Их квартира на одну комнату больше, чем наша. Артемова семья переселилась из стандартной инженерской "двушки" в соседний дом после того, как дядя Валентин переселился с завода на другую работу, с производства переселился на кураторство. Телевизоров в новой квартире стало побольше, причем родом они из капиталистических стран. Даже мебель не как у всех, не из склеенных стружек, а напрямую из дерева.
И зарплата в администрации выше, и возможностей доставать дефицит прибавилось. Но дядя Валентин и тетя Оксана не зазнались, да и вообще на новой работе не изменились совсем. Валентин, как он однажды сказал папе, не меняется лет с семи, после того, как узнал, что потертый об одеяло градусник покажет высокую температуру и в школу можно будет не ходить. Вроде как понял жизнь в этот момент. Разобрался в устройстве вселенной. Пережил мистическое озарение.
То есть дядя Валентин — философ.
Артем понял жизнь примерно в таком же возрасте, но использованию этих знаний мешает то, что и отец ими владеет в совершенстве. Когда Артем говорит, что он, кажется, апчхи, заболел, и в школу идти нельзя, то папа вручает ему градусник, а сам глаз с Артема не сводит, понимая, что он — его копия, и мысли их текут в одном направлении.
И приходится Артему изобретать. Микронагревательный прибор подмышку прятать (сам спаял его в Клубе и пару раз обжегся во время испытаний), градусник подменять на другой с заранее повышенной температурой, и еще много чего делать. А папа разоблачает эти фокусы и в случае успеха за ухо сына хватает, пусть и не больно, символически. Празднует победу таким образом и пару дней после этого довольный ходит.
Диалектика — единство и борьба противоположностей, а тут, получается, антидиалектика, единство и борьба схожестей — ведь папа с сыном похожи невероятно.
Я тоже философ! Как дядя Валентин.
3
Но с философией у меня складывается не очень. Я читал несколько книг по философии, но ответа на ее главный вопрос, который меня давно мучает, не нашел.
А вопрос такой — почему философские труды пишутся исключительно кошмарным извилисто-запутанным языком? Ведь обо всем можно сказать проще. Или философам так положено? Они, как масоны из "Войны и мира" Достоевского, вернее, Толстого, не совсем точно выразился, собираются в подземельях и при свечах проводят ритуалы, во время которых клянутся не говорить по-человечески?
4
— Смотри, кто на лавочке, — толкнул меня в бок Артем.
И правда! Около подъезда сидел Павел Федорович. Тихо сидел, не шевелясь. Грелся на солнышке, даже глаза зажмурил.
Павлу Федоровичу за шестьдесят. Он маленький, худенький и смешной, на голове у него лысина с редкими волосами. Говорят, что каждый человек похож на какое-то животное, так вот он напоминает воробья. Работал раньше
