– Чёрт возьми… Вы что – не знаете статистики? В боях гибнет не больше ноль семидесяти пяти сотых процента рядового состава в год! Это даже меньше, чем ваши показатели смертности от болезней и несчастных случаев!
– Это – по твоей версии! (В первый раз слышу такие цифры!) А по данным нашей Официальной Пропаганды – за время службы гибнет каждый пятый доброволец-новобранец!.. (Ленайна быстро прикинула: а ведь верно! За тридцать лет службы, да умноженной на ноль семьдесят пять… Примерно так и получится!) Людмила выдохнула:
– Да ладно – чего это мы взялись: о плохом да о плохом! Вы-то наверное, не для того сюда приехали, чтобы навербовать во Флот новых… Дур?!
Ленайна рассмеялась. Просто и открыто. Людмила и правда не изменилась. Она-то точно всё им расскажет, что они захотят узнать про «родную» планету:
– Верно. Никого мы вербовать не собираемся. Давай-ка, собирайся. Нет, лучше просто оставь всё это – как есть. Сейчас зайдём за Сандрой, да поедем кутить! Предаваться воспоминаниям счастливого детства, петь, и пить… Алкогольные напитки!
Сандра что-то перемешивала в огромном баке. Их появлению если и удивилась, то виду особо не подала. Обнималась с Ленайной и Линдой сдержанно. С Мишей вежливо поздоровалась за руку. Ленайну неприятно поразили землистого цвета странно впалые щёки – словно у Сандры вставные, к тому же, плохо подогнанные, челюсти.
– Сандра! А ты как будто похудела… Что-то случилось?
– Ну да. – за Сандру ответила Людмила. – Недавно ей вырезали желчный пузырь. И половину печени. Кажется, ей противопоказана диета из дрожжевой массы с отрубями… Теперь вот кушает только сухари.
– Проклятье! А… Чем вас тут ещё кормят? В столовых, в-смысле?
– Да знаешь, Ленайна, особо не балуют. То протомасса из снятых дрожжей, то – дрожжевой хлеб. Комбивит. Котлеты из водорослей с обратом. Ну, и иногда – вот таким как я, в виде исключения дают сухари…
– Ладно. Мы… Постараемся что-нибудь придумать. В крайнем случае – купим тебе каких-нибудь таблеток. Чтоб могла кушать как люди. Ну, и, разумеется – пить!
Пить пришлось много.
Ленайна заказала прямо в номер огромное количество деликатесов, и лично сходила на кухню. Шеф-повар (пухлый мужчина лет шестидесяти с по-гусарски закрученными седыми усами, и волосатыми пальцами-сосисками) явно впечатлился, когда она одной кистью сжала в гармошку алюминиевую чашку и выразительно посмотрела на его мошонку.
Очевидно, серьёзно опасаясь за судьбу столь ценных, и пока – неотъемлемых аксессуаров организма, сразу нашёл и диетические продукты, и рецепты их переработки во что-то вкусное – для больной с урезанной печенью. И без желчного пузыря.
Про удовлетворение гурманских вожделений остальных участников предстоящего ностальгического вечера Ленайна позаботиться и не подумала: будут кушать то, что имеется!
– Ладно. – когда все расселись за огромным столом с уже дымящимися на нём тарелками и супницами, Ленайна встала, – Предлагаю первую. За тех, кто уже… Не с нами!
Они выпили стоя, и не чокаясь.
Ленайне не хотелось начинать вечер с поминовения.
Но она подумала, что так честней: по дороге Сандра и Людмила успели рассказать, что более половины их пожилых коллег, уже работавших на ферме в те годы, когда они только «раскупоривались» из родильных автоклавов, или уже мертвы, или переведены на более простые и не столь тяжёлые работы.
От такой ситуации почему-то мурашки бегали по коже…
А уж сколько погибло за эти годы их, не сказать, чтобы друзей… Но – танкистов!
– Ну, давайте теперь за наших общих знакомых – пусть у них всё будет хорошо!
Ленайна занюхала самую лучшую, нашедшуюся на складе (Но на её взыскательный вкус всё равно отдающую банальной сивухой!) водку, которую сегодня пила наравне со всеми, куском лимона:
– А что, тот п…рас, который сейчас сидит там, в диспетчерской – давно он там?
– Нет, что ты. – Сандру, явно не привыкшую к спиртному, да ещё качественному и дорогому, уже подразвезло: язык чуть заплетался, и глаза словно подёрнуло поволокой, – Никакой он не п…рас. Он, как и я – больной! Ему вырезали простату и отрезали яички – рак. И поскольку он больше ничего уже не может, посадили перебирать бумажки, и отдавать распоряжения!
– Вот блин. Знала бы – не… А впрочем – вряд ли. Всё равно наехала бы! Ладно, чёрт с ним. Пусть радуется, что хоть жив. А вот Анни, Наталью и Марину жаль… Что-то у вас здесь часто люди мрут от рака и болезней «внутренних органов»! – она обратилась теперь к Людмиле. Та тоже словно задыхалась, да и лицо стало ещё красней, если только её не обманывает зрение: спиртное, что ли, тут так действует на всех?!
– Ну так – «экология», будь она неладна! Уже приезжал к нам Комитет из Метрополии – как раз по поводу этой самой высокой смертности… Сказали, что что-то у нас тут в воздухе: не то – пыльца местных растений, как-то скрестившихся с пшеницей, не то – споры дрожжей, облучённые слишком сильной дозой ультрафиолета… – она кивнула вверх, туда, где по орбите плыл могучий Трилорн, – Словом – пока мы здесь всё выращиваем, разводим и удобряем, улучшение этой… Экологии… Невозможно!
То, что на Глорию приезжали спецы аж с самой Ньюземли, о многом сказало Ленайне. Они появляются только там, где ситуация со смертностью или ухудшением здоровья реально может повредить экономике и промышленному потенциалу всей планеты. Похоже, положение с этим делом даже хуже, чем рассказали местным. Работягам.
– А как там поживает Альфия? Всё ещё с Феофаном?
– Да что ты! Феофан уж лет, почитай как пять… или шесть – помер! Терапевт сказал, что не выдержало сердце. Ну и правильно: Альфия-то наша уж больно зло…чая! Ей надо не меньше, чем по три раза за ночь!..
– Надо же… Ну и дура она. Спорим, больше желающих на такую «активную» не нашлось?
– Найти-то нашлось… Правда, оба уже сбежали. Одного хватило на неделю, другого – на два месяца. Перевелись в Сибирь. Теперь там выращивают кедровые орешки… И оленей – для экспорта экзотического мяса гурманам.
Ленайна не без удивления смотрела, как крепкая на вид Людмила уже с трудом сидит на стуле, всё время утирая обильный пот со лба и шеи – похоже, не слишком её подруги привыкли к алкоголю. Да и к хорошей еде. Сандра, пока её не спрашивали, помалкивала, крохотными кусочками отщипывая от варёной курицы мясо, и долго-долго жевала, уставившись невидящим взором куда-то в угол.
Линда всё время переводила взгляд с одной сокурсницы по Интернату на другую, и возвращалась взглядом к Ленайне. Той нетрудно было ощутить, как мысли и эмоции напарницы при этом словно неслись вскачь: то она печалилась по умершим, то горячая волна воспоминаний о жёстком и жестоком детстве заливала её душу до самой макушки. А ещё Линда злилась на проклятую войну, доведшую её одногодок, оставшихся на Глории, да и остальных колонистов, из старшего поколения, до такого состояния.
