с учетом развития современной медицины и геронтологии, я точно могу сказать, что гожусь вам в отцы, если не в деды.
- Не извиняйтесь, мистер Руссель. Мне тридцать два года. - По лицу мужчины можно было безошибочно прочесть усталую снисходительность. Он был готов к предстоящему назидательному разговору.
- Так вот, мистер Брискет, - старик никак не отреагировал на гримасу. - Вы когда-нибудь обладали чем-то уникальным? Чем-то, чего нет ни у кого и что невозможно повторить?
- Простите, мистер Руссель, но зарплата эксперта не позволяет...
- Я говорю не о картине. И даже не об искусстве. Вы никогда не задумывались о том, почему мы ценим что-либо? Что делает обычную вещь уникальной?
- Признаться не задумывался...
- Мы сами. Именно мы наполняем любой предмет своей индивидуальностью, своими чувствами и мыслями, своим опытом и жизненными ассоциациями. А это воспроизвести невозможно.
Эндрю посмотрел на Русселя.
- Это я понять способен, но мы ведь говорим об искусстве. Как можно лишать других возможности наслаждаться им? Как можно...
- Вы не поняли, мистер Брискет. Для меня, это, прежде всего картина, которую подарила мне миссис Руссель на нашу шестидесятую годовщину свадьбы. Детей у нас не было, так что картина, то немногое, что осталось мне после ее кончины.
- Простите, я не знал...
- Не извиняйтесь. Это случилось больше сорока лет назад... - Старик потер увлажнившиеся глаза. - Она умерла от сердечной недостаточности, а всего через пять лет наши врачи стали проводить успешные трансплантации реплицированных органов... Ей не хватило совсем немного времени...
- Мне очень жаль, мистер Руссель, но я все еще не вижу связи.
Старик словно не слышал его.
- Хотя я думаю, она и тогда отказалась бы от репликации. Знаете, она всегда говорила, что нет ничего прекраснее естественности, того, что создано самой природой. Вот эта марина. Вы знаете, ведь берег, на ней изображенный, теперь изменился до неузнаваемости. На этой картине то, чего уже нет в жизни. Это своего рода воспоминание, реквием...
- Но что может быть прекрасного в смерти? - не удержался от вопроса молодой человек.
- Сама смерть. Она открывает нам глаза, показывает все в истинном свете. Только благодаря ей мы так ценим жизнь.
Старик умолк и долго всматривался в морской пейзаж на старом холсте. Брискет не решился бы потревожить его, но за полупрозрачной дверью лаборатории уже мелькала кудрявая головка секретарши.
- Простите меня, мистер Руссель, но как же насчет реплики картины?
- Ах да... - словно проснулся старик. - Конечно. Реплику я закажу. И средствами я тоже располагаю. Не волнуйтесь, мы сделаем все, как того требует закон. Но у меня будет к вам не совсем обычная просьба.
- Слушаю вас.
- Я оплачу репликацию, передам права вашей компании, но хочу, чтобы после моей смерти картина была уничтожена.
- То есть?
- Сожжена, растворена в кислоте, выжжена лазером, переработана... Не знаю, как сейчас утилизируют органику... Это возможно?
- Это очень необычная просьба, - растерялся эксперт. - Вам надо будет проконсультироваться с нашим юристом...
- Отлично, - старик застегнул старомодный двубортный пиджак. - Назначьте мне встречу с ним. Полагаю, мы все уладим. А теперь, позвольте откланяться, мистер Брискет.
- Ну же, Мими... Ты можешь, еще немного, давай, старушка...
Лохматая собачонка ворчала утробно, но покорно глотала тягучую зеленовато-коричневую жижу. - Да-да, моя хорошая, ругай меня, ругай... Но ты проглотишь эту дрянь сейчас, чтобы проснуться завтра.
Эндрю аккуратно извлек зонд. Мими фыркнула, облизала черный нос шершавым горячим языком и отряхнулась. Ее шатало. Удивительное существо. Нет. Не так. Она... Именно она была удивительным существом!
Даже теперь, когда сил ей едва хватало на то, чтобы дотащить свои тощие мослы до миски и лизнуть немного воды, она умудрялась вилять хвостом. Она не жаловалась и не плакала. Только возмущалась снисходительно, когда Эндрю, поднимал ее с лежанки и волок на очередную процедуру.
- Вот и славно. Хорошая девочка. А теперь мы пообщаемся с доктором.
Эндрю нажал кнопку на пульте вызова, и в центре комнаты засветилась слегка подрагивающая голограмма. Синеватый, слегка подрагивающий молодой человек сидел в кресле и мановением пальцев вносил данные в систему, словно дирижировал незримым оркестром. Через мгновение он посмотрел на Эндрю.
- А, мистер Брискет, приветствую вас! Как раз получил данные анализов Мими.
- Здравствуйте, мистер Лернер. Что там?
Изображение молодого человека дрогнуло, и над голограммой появились ряды цифр и непонятных знаков.
- Мистер Брискет, к сожалению, ваша собака больна.
- Я это и сам вижу.
- Вы не поняли, мистер Брискет. Это наследственное генетическое заболевание. У вас ведь первородное животное? Не репликант?
- По-правде говоря, не знаю. Я нашел Мими несколько лет назад.
- Нашли? - опешил врач. - И она не была чипирована?
- Я чипировал ее в вашей клинике, лет пять-семь назад.
- Секунду. Сейчас проверю...
Голограмма зависла, "заморозив" Лернера с полузакрытыми глазами и приоткрытым ртом, как на старинной неудачной фотографии.
- Мистер Брискет, - снова "ожил" врач. - Я проверил. Это удивительно, думал, что уже не увижу такого... У вас, действительно, первородное животное. Более того, идентификация породы ничего не дала.
- Что это значит?
- Это значит, что ваша собака - метис. В ее генотипе есть лайка, шпиц, кокер-спаниель и еще несколько старинных пород. Некоторые уже утраченные!
- И? - нетерпеливо перебил Эндрю.
- Это поразительно, но по всему выходит, что ваш питомец - результат естественного случайного скрещивания. В позапрошлом веке таких называли дворнягами.
- Дворнягами?
- Да! - оживился доктор. - Это так сказать, продукт неконтролируемого скрещивания. Вы не представляете, какая это редкость в наши дни!
- Я вас не понимаю...
- Ну как же! Только подумайте, как это интересно, сделать репликацию такого существа! Тут же такое разнообразие генофонда, непредсказуемые комбинации гено- и фенотипов! Не знаю, приходилось ли кому-то из моих коллег делать что-то подобное, но я думаю...
- Погодите, доктор, вы говорите репликация? А что, других вариантов нет?
- Нет. У собаки злокачественное образование, более того образование метастазированное. Но в реплике мы сможем совершенно исключить возможность развития подобных отклонений. Это я вам гарантирую!
- А нельзя ли обойтись репликацией пораженного органа?
- Мистер Брискет, вы, видимо не поняли меня. Речь идет только о репликации животного целиком, так как метастазы значительно разрослись во внутренних органах. Репликация органов просто нерентабельна. Это будет значительно дороже, плюс операции и период
