— Вестимо, где… в Караганде! — хохотнул майор Капустин. — Вот мой фитюлька и нервничает. Не светит ему в моем отделе ни Форда, ни супермодели.
— А что ты так про свой отдел ерничаешь? — строго спросил Потапенко. — Этот отдел начинался еще с чекистского отдела, искавшего Шамбалу и занимавшийся оккультными науками на серьезной научной основе. Кончили все, правда, очень плохо… После заключения того отдела о том, что Россия, по предсказаниям всех волхвов и чародеев, проиграла свой Армагеддон, поэтому неминуем общий Армагеддон, весь отдел расстреляли без суда и следствия во главе с твоим тогдашним предшественником — товарищем Блюмкиным по личному указанию одного усатого товарища с грузинским акцентом. Так что… не знаю, как на счет карьеры, а пулю в лоб здесь вполне заработать можно. Ты бы посоветовал своему сучонку все-таки поменьше выеживаться. Между прочим, до твоего перевода с периферии предыдущий отдел кончил свое существование весьма посредственно.
— Как? — с нескрываемой опаской спросил Капустин.
— Да почти в один день! — снизил голос до шепота Потапенко. — Майора Вахненко так и не опознанный автомобиль сбил, полковник Петрусев свалился в открытый канализационный люк, а капитаны Волков и Патрушев вроде бы из-за бабы поссорились. На балконе. Ну и упали оба с девятого этажа. Только…
— Что только? — шепотом переспросил Капустин.
— Только я читал в протоколах… перед уничтожением, конечно, будто бы у троих, Волкова, Патрушева и Петрусева, — были обнаружены странные колото-резаные раны на горле. Будто их кто-то на тонких ножах, предположительно стилетах, удерживал за горло, перед тем, как скинуть в колодец и с балкона…
— А чего же ты молчал, Женя? — в расстроенных чувствах произнес Капустин, вытирая лысину.
— Я, Капустин, не хочу, чтобы меня кто-то удерживал на этих самых стилетах над канализационным колодцем. Я много чего знаю, но молчу! — сложив руки на животе, сказал Потапенко с лукавым мудрым прищуром, который перенял с фотографии усатого кавказского товарища, лежавшей у него в верхнем ящике стола. — Усиленно делаю вид, что вообще читать не умею! Потому я, Капустин, и живу так долго. А ты думаешь, что отдел писем — это курортное местечко? До меня там начальников чуть не каждый квартал машины сбивали. Они, конечно, язык за зубами держать не умели, это точно.
— Слушай, — растерянно сказал Капустин, — я тут совершенно зашиваюсь… А этот молокосос сам видишь, как со мной поступает. Хожу вокруг да около… Не знаю, как к этому делу подступиться…
— Понимаю твои проблемы, майор, — веско сказал Потапов. — Слушай, что я тут наковырял тебе по дружбе. В семидесятых, в твоем тогдашнем отделе, по дурацкому делу проходила некая девица из Общества сознания Кришны. Представь себе, у нас и такое бывало. Замели ее, когда она, вместе с такими же отмороженными, получила инициацию от самого настоящего кришнаитского гуру. И происходило это все не где-нибудь, а непосредственно на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, который тогда был городом-героем Ленинградом. Так вот, представь себе, на днях в обмен на мое личное досье, заведенное мною из доносов на некого гражданина Кривоногова, она, будучи уже немолодой особой пенсионного возраста, слила мне кое-какую информацию. Этот гражданин тоже тогда засветился на Дворцовой, но инициации не удостоился…
— Да при чем здесь какой-то Кривоногов и кришнаиты? Ты хоть в курсах, чем я тут занимаюсь? — разражаясь, спросил Капустин.
— Занимаешься ты, Капустин, грядущим Армагеддоном, об этом даже буфетчице со второго этажа известно. Ржут над тобою с секретаршей Федосеева, успокойся, — примирительным тоном вставил Потапенко. — Но я-то тебе не буфетчица! Слушай меня внимательно. Короче, кришнаитку заинтересовал Кривоногов по той причине, что на пару с известной мошенницей Маришкой Цвигун он создал некое «Великое Белое Братство». Эти двое объявили себя среди прочих юсмалиан — «божественной дуадой» в виде Иосифа и Марии Дэви. А поначалу эта Цвигун называла себя… Еленой Рерих, представляешь?
— Ну и что? Мало ли, как эти себя не назовут, — заложив руки за голову, протянул сквозь продолжительный зевок Капустин.
— Настоящая Елена Рерих, товарищ майор, имела косвенное отношение к тому чекистскому отделу, который Шамбалу искал, — не теряя терпения, ответил Потапенко. — Поэтому я тихонько перестал все доносы на них уничтожать. Можешь считать, что я на Цвигун за наше ведомство обиделся.
— Было бы из-за чего. Она же потом исправилась, стала какой-то Дэви.
— А вот тут на нее одновременно ополчились все христианские и кришнаитские конфессии. Заодно эта инициированная на Дворцовой подруга потребовала за свои сведения данные на «Церковь Последнего завета», они же виссариониты, и «Богородичный центр», а также на их адептов.
— А где ты это взял-то? У нас, вроде, никаких материалов на все эти заветы и центры не было.
— Места надо знать. Наивный же ты, Капустин. Говорят, можно вышибить петуха из деревни, а деревню из петуха — не вышибить. Давным-давно ведь в город уехал, а все у тебя наивняк из-под фуражки прет. Я тебе больно не сделаю, если скажу, что отдельные наши с тобой, Капустин, товарищи вовсю крышуют над этими богоявленными господами? А все бумаги у нас через кого проходят? Правильно, через мою канцелярию… Короче, неважно! Достал я ей эти материалы, а она мне поведала все, что знала сама. Дай-ка, мне, Капустин, еще одну ватрушку. С пониманием у тебя Тамара ватрушки стряпает. От этой столовской еды у меня только аппетит нагуливается…
— На вот… кстати, пирожки с луком и яйцом… Только сейчас Веселовский прибежит, договорить не даст, — озабоченно прибавил Капустин.
— Скоро не прибежит. Он зайдет к моим девкам в отдел, рассказать, какой я — старый пендюк. К Миле Белоусовой твой фитюлька клеится. Девочки его задержат, я их предупредил, что у нас с тобой — разговор государственной важности, — невозмутимо сказал Потапенко сквозь пирожок с луком. — Так вот! Существует некая общеконфессиональная организация все церквей Приврат Господень. Не крути головой, я сам знаю, что звучит… не очень. Основное занятие в веках у этих господ из Приврата, как мне объяснила кришнаитка, следить за тем, чтобы Армагеддон, который вообще-то у каждого времени и народа имеется свой собственный, — не слился в общую паскудную потасовку.
— Как локальный региональный конфликт, что ли?
— Совершенно верно! Она сообщила, что будто бы два раза эти козлы не уследили. Они считают, будто два Армагеддона, причем в новом времени — уже произошли! Мол, какие-то обряды с напутствием привратников они выполнить не смогли. По крайней мере, они в это искренне верят сами и даже раскаиваются. Знаешь, майор, раньше я историю делил по рабовладельческому, первобытно-общинному строю…феодальный был еще строй… Сейчас, правда, не поймешь чего у нас за строй. Неважно! Пообщался я этой кадрой, так теперь у меня сама собою вся история начала делиться по Армагеддонам! Может, прав твой Веселовский? Может, это уже маразм?