Ознакомительная версия.
Вовка встал рядом.
— Это что? Господи… Господи, смотри, вместо лиц у них, ты видишь?
— Тихо, — сказал я. — Суетись поменьше. И хорошо, что без лиц — может, они вообще нас не видят, что скорее всего. Чуют, слышат — это да. Так что заткнись.
Он и заткнулся. Мы крадучись подобрались к дровянику, хорошенько облили его из канистры. Обошли со всех сторон, и я чиркнул спичкой.
Поленница сразу занялась — дрова защелкали, задымились. Горело отличненько. Мы даже обнялись с Вовкой на радостях.
Минут через пять горел уже весь дровяник. Во дворе стало светло, почти как днем. И жарко, я ватник снял. Постоял, разглядывая небо, плотное и густое от звезд. Их тут немерено, я вам скажу. Я собственное небо не узнал. Как будто в городе и здесь — два разных.
Вовка о чем-то задумался, смотрел на огонь. Я тоже подключился. Не знаю, как там вода, а огонь точно людей завораживает. Кажется, это с первобытными инстинктами как-то связано. Я вдруг заметил, что пламя — прямо у меня на глазах — становится разноцветным. Чем дольше я на него смотрю, тем отчетливей видны границы трех цветов. Снаружи — желтое, потом, ближе к середине, красно-оранжевый цвет, а в самом центре — абсолютная, кромешная темнота. Все черное. Я вглядывался в нее, сфокусировал глаза на одной этой черной точке, и тогда произошло вот что.
Я перенесся туда — прямо в сердцевину пламени. Я сидел в ней, в этой маленькой темноте, как в собственной комнате, и было мне спокойно и уютно.
— Кажется, вертолет, — сказал Вовка. — Вертолет летит!
Точно. Вдалеке мерно и ритмично гудели лопасти. Летят.
Мы переглянулись с ним и снова крепко обнялись.
Они летят, скоро будут. Все эти дни нас искали, и теперь они здесь. Прилетели. Это не чудо — просто такая жизнь. Дядя Семен бы так сейчас сказал, я подумал.
— Надо Соньку звать. — Я покосился на забор.
Они всё висели там — как елочные игрушки на ветках, перелезть даже не пытались. Знают, что все равно не получится. Это вам не колючка — ровненький забор, без сучка и задоринки, не уцепишься когтями. Головы у них были теперь под одним углом повернуты, у всех одинаково. Как у солдат в строю. Они лыбились на огонь, на свет. Они, может, и не видели его вовсе, но чуяли тепло и запах. Они вдруг стали тянуть к нему руки, прямо между штакетин свои клешни просовывали. Изувеченные суставы, оголенные кости, искореженные пальцы… Короче, я не стал дальше смотреть.
А потом, когда я уже повернул к крыльцу, чтобы позвать Соню, они начали смеяться. Вместе все, грянули хором, как будто им дирижер дал отмашку. У меня волосы на руках встали дыбом, реально, я сразу уши заткнул. Потом зажмурился. Я опять вспомнил того клоуна — из цирка. Он точно так же хихикал — визгливо и зло.
Нет, не было в зараженных злобы — только бессилие. Равнодушные они, ими же управляют инстинкты. Не понимают они, что делают, совсем не врубаются. А может, они сами боятся? Они же были людьми еще недавно, рядовыми деревенскими жителями. Или такими, как я и как Вовка. Кто погостить приехал, кто вообще мимо проезжал. И тут их жизнь, такая простая и более-менее понятная, кончилась, и началась новая. И как жить теперь этой жизнью, и зачем она?
Бред. Думать о том, кем эти монстры раньше были, — полный бред. Хотя любой бы задумался на моем месте, но не надо это, ни к чему. Это ж все равно, что книгу читать с последней страницы. А что там раньше было? Кем была вон та, например, тетка в шубе? Может, врачом? Или каким-нибудь агрономом? Почему она вообще в шубе? Да и не тетка это вовсе…
Вместе с жалостью ко мне пришло вдруг спокойствие. Мне правда жалко их было, всех этих людей, бывших уже, конечно. Невыносимо их слышать, противно смотреть. Зато страх исчез. Я вдруг понял, что они не опасны. Опасен вирус, но у меня, у нас ведь иммунитет.
— Соня! Шевели ногами! Вертолет!
Она все не выходила. Я ждал. Наверное, собирает манатки, нашла тоже время. Я еще немного подождал — я уже видел его. Он путь себе прожектором освещал, пилот заметил нас, стопудово заметил. Вовка скакал по участку и размахивал кулачищами — и все молчком. Кричать он опасался, что логично. Я снова позвал Соню, что она там копается? Подошел к крыльцу, но в это время ставня внутри приоткрылась, и в окне, в сполохах огня я увидел ее.
Лицо у Соньки было белое и какое-то парализованное. Его как будто судорогой свело, никак не отпускало. Она смотрела на меня. Я понял: там что-то не то. И ей с этим не справиться одной, ей там даже не пошевелиться. Она и пялится-то на меня, потому что больше ничего сделать не может. Боится. До одури чего-то боится.
Я взлетел по ступенькам вверх и замер на секунду у двери.
Она была зеленая, свежевыкрашенная. Я даже запах ее ощутил…
* * *
Я не ошибся. Тот, кого она испугалась, был внутри, в доме. Он сидел на потолке. Я сразу его запеленговал — Сонька показала глазами. Она все так же у окна росла, как замерзшая елка.
На сухой шее болталась лысая башка — тянула этого урода к полу, как гиря. Тело у него было непропорционально маленькое, всё какое-то исковерканное. Скелет проступал сквозь кожу, как у трилобита. Были в древности такие членистоногие, жили на дне мирового океана. Я когда был с родителями в Марокко, видел — их окаменелости продают в сувенирных лавках. Странно: тот, который был в госпитале вчера, больше походил на человека. И которых мы встретили на дороге, тоже. Может, они мутируют? Так же быстро, как бегают. Глаз у существа не было, поэтому я не мог понять, спит оно или готовится к нападению. В любом случае надо бы его опередить. Я покосился на кухонную дверь — ружье стояло за ней, от меня в каких-то двух метрах. Медленно, стараясь не привлекать внимания, я сделал шаг к двери. Маленький нерв, какая-то жилка у левого глаза противно задергалась. Еще один шаг — оставалось только протянуть руку — вот он, ствол. Но в этот момент существо на потолке шевельнулось и резко выбросило изо рта длинный верткий язык. Он стрельнул через всю кухню и туго обвился вокруг Сонькиной шеи.
Она завизжала и тут же закашлялась, суматошно замахала руками. Потом схватилась за него, пытаясь высвободиться, но кольца, как крепкий садовый шланг, сжимались все туже и туже. Пальцы у нее соскальзывали, Сонька яростно била об пол ногами, стараясь вырваться. Я почти что слышал, как у нее там сердце колошматит.
Все произошло в какие-то доли секунды — я только успел схватить ружье и сразу выстрелил.
Я не целился. Я просто выстрелил наугад в потолок.
Я попал ему в голову. Она взорвалась, как переспелый арбуз, брызнув в меня черной жижей. Тут же подкатила тошнота, я хапнул ртом воздуха — еле сдержался.
Я первый раз в жизни выстрелил.
Ознакомительная версия.
