Я знаю, что год назад у поликлиники не хватало терапевтов, и главный врач приглашал молодых специалистов. Если ничего не изменилось, то, значит, я смогу влиться в общество и стать его активным членом.
Кроме того, недалеко от этой поликлиники находится общежитие, в котором я купил комнату. Купил давно, в другой жизни. Тогда я думал, что это будет мой запасной аэродром. И не ошибся. Интуиция меня не подвела. А точнее, мой дар предвиденья сделал то, что тогда нужно было сделать. Там в прошлой жизни я рисовал для себя совсем другое будущее, а интуиция и предчувствие делали своё дело, обеспечивая моё теперешнее настоящее.
Мне хочется смеяться, но я смотрю в окно и вижу в стекле своё отражение. Аккуратно подстриженные волосы средней длины, ровная бородка, очки на глазах. Снаружи я изменился, но внутри я все тот же Парашистай. Тот, кто хорошо меня знает, сможет меня узнать. Но таких людей мало — у меня нет близких родственников, хороших друзей и просто приятелей. Теоретически я могу столкнуться с бывшими сотрудниками областной больницы, но вероятность этого настолько мала, что даже не стоит беспокоиться по этому поводу.
Я возвращаюсь к врачеванию. Странное ощущение — я думаю о том, что снова буду помогать людям. Помогать жить и умирать. Приятное чувство в пальцах. У меня есть дар, который я уже давно не использую по назначению.
Мои руки умеют лечить.
И они могут убивать.
Что первично, а что вторично, я и сам не до конца понимаю. Но это не важно. Главное то, что я снова стану тем, кем всё это время был.
Доктор Михаил Борисович Ахтин.
Я еду в троллейбусе мимо промышленных корпусов одного из огромных заводов, находящихся на окраине города.
Я возвращаюсь домой.
И это меня радует.
Так же, как меня радует маленький бумажный клочок с цифрами в руке. Мне нравится цифра тринадцать.
Наверное, это и есть счастье — снова стать самим собой.
Иван Викторович в сотый раз потер глаза. Остаток этой ночи он совсем не спал, и, хотя он чувствовал, что Киноцефал где-то рядом, что вот-вот он ухватит ту ниточку, которая приведет его к нему, майор усердно боролся со сном. Именно сейчас он должен быть везде и сам должен увидеть след, оставленный Киноцефалом.
— Ну, что интересного, Марина Владиславовна? — спросил он, глядя на закрытое простыней тело на секционном столе.
— Ничего, — пожала плечами патологоанатом, равнодушно продолжив говорить, — два ножевых ранения, от которых она умерла. Первое — слева с ранением селезенки и массивным кровотечением в брюшную полость. Второе — в область сердца с повреждением перикарда и левого желудочка. Изнасилования не было, глаза на месте, удара тяжелым предметом по голове нет.
— Ну, это я и на месте преступления знал, — недовольно сказал майор, — мне бы какие-нибудь нюансы.
— Нюансы поют романсы, — хмыкнула Марина Владиславовна.
Иван Викторович отвернулся, мысленно послав «Шапокляк» так далеко, как у него хватило фантазии. И увидел, что инструменты после вскрытия моет какая-то девушка. Неожиданно для себя он спросил:
— А где у вас санитар, как его там, всё время забываю его имя?
— Максим. Заболел. Позвонил утром и пробубнил в трубку, что у него температура, кашель и насморк.
— Сейчас? Летом?
— Ну, а почему нет. В самую жару так хорошо отхлебнуть ледяного пивка из холодильника! — сказала Марина Владиславовна, с удовольствием поцокав языком. — А потом и горло заболит.
Она продолжала говорить что-то еще, но майор её не слушал. В голове щелкнуло, и он, боясь спугнуть удачу, замер, мысленно проговаривая по пунктам психологический портрет Киноцефала, нарисованный доктором-психиатром, и примеряя его к санитару Максиму.
«Первое — все жертвы Парашистая прошли через этот секционный зал, и он прекрасно знает, что он делал с убитыми.
Второе — этот Максим невысокого роста, я сам видел, что он с трудом дотягивался до банки с раствором в том шкафу.
Третье — нелюдимый, малоразговорчивый парень. Слова лишнего из него не вытянешь. Вряд ли у него много друзей.
Четвертое, и, наверное, главное — он знает, как удалить внутренние органы из брюшной полости одним конгломератом, сейчас не вспомню слово, которое говорила Мария, описывая эту манипуляцию. И думаю, он сможет сделать это и в темноте. Точно, вспомнил — эвисцерация».
— Иван Викторович, вы меня слышите!?
Майор посмотрел на патологоанатома так, словно видит её в первый раз, а потом спросил:
— Где этот ваш Максим живет?
— Не знаю.
— Как не знаете?
— Иван Викторович, вы что, думаете, что я сплю с ним?! — возмущенно сказала Марина Владиславовна. — Я совсем не обязана знать, где и с кем мой санитар живет. Это его личное дело.
— Где можно узнать его местожительство? — твердым голосом спросил майор, сжав кулаки.
— Зайдите в лаборантскую, у Ниночки в компьютере есть все данные на наших сотрудников.
Майор Вилентьев вышел из здания морга, словно вынырнул из холодных речных вод в жаркий туман хорошо протопленной бани. Всего лишь полдень, а уже жарко. Он вытащил телефон, набрал номер и, услышав ответ, сказал:
— Мария Давидовна, здравствуйте, я могу прямо сейчас встретиться с вами. Да, срочно. Я здесь, на территории больницы. Да, вижу желтое здание. Хорошо, я подойду к центральному входу и подожду вас. Спасибо.
Мнение профессионала ему сейчас очень нужно.
Он сидел на скамейке перед входом в желтое здание и, глядя прямо перед собой, прокручивал в голове все те моменты, когда он встречался с Максимом в секционном зале, и когда говорил с ним. Редкие встречи и очень мало сказанных слов. Зацепиться не за что, но и версия очень уж хороша.
— Я слушаю вас, Иван Викторович.
Майор, поняв, что рядом сидит доктор Гринберг, снова поздоровался и сказал:
— Я, кажется, знаю, кто прячется под маской собаки. Даже не так, — я практически уверен, кто такой Киноцефал. Ваш психологический портрет идеально укладывается в этого человека.
— Вы его уже поймали? — спросила Мария Давидовна.
— Нет. Я вам сейчас выскажу свои подозрения, а вы скажете, прав я или нет. И вот тогда я поеду на задержание.
— Хорошо.
Иван Викторович стал быстро говорить, загибая пальцы на каждый пункт его умозаключений, а женщина в белом халате внимательно его слушала. И когда он закончил, она задумчиво сказала:
— Максим? Никогда бы не подумала, но — я согласна с вами, что очень уж подозрительно, что он вдруг внезапно заболел. Особенно учитывая все ваши доводы и умозаключения.
— То есть, вы согласны, что это он?
