о чём попросить?
Она достала из пакета рубашку и рассеяно понюхала её.
— Попроси.
— Не убирайте её из шкафа. Там много места, просто отодвиньте в сторону.
— Хм… Мне, вероятно, не стоит спрашивать, откуда ты знаешь, сколько места в шкафу?
— Вы знаете ответ.
— Ты ведьма, да. Я помню.
— Это всё объясняет, согласитесь?
— Как скажешь, — не стал спорить я.
Как по мне, ничуть, но я не лезу в загадки, за которые мне не платят.
— Развлекайтесь, — сказал я и ушёл вниз.
***
За столиком уже толкаются, рассаживаясь, одноклассники моей уборщицы. Ах, да, не уборщицы. Барвумен-стажёрки! Швабра с лицом сложным и строгим стоит на моём месте за стойкой. Идти к столику? Да щаз-з! «Не переломятся», — сказала она мне гордо.
Пять подростков — две девочки, три мальчика. Или «девушки» и «юноши», если угодно — в семнадцать лет человека можно отнести как к детям, так и к взрослым. Швабру я позиционирую, скорее, во второй категории, а вот этих, скорее, в первой. С ними мальчик помладше, лет двенадцати, средней темнокожести мулатик. Это сын Училки, и она привела его за ручку, чем явно доставила пареньку чудовищные моральные страдания в и так слишком взрослой для него компании.
Подростки косятся на него слегка пренебрежительно, но не гонят — всё же сын учительницы.
— Да, Роберт, — сказала она, — я понимаю, что это не лучшая среда общения, но сверстников у него нет, а всё время сидеть одному дома неправильно.
— Неужели он в школе не познакомился с кем-то поближе возрастом? — удивился я, наливая ей мохито. — Хотя бы с разницей в класс или два? Что ему делать с выпускниками?
— В школе всего один класс, — покачала головой она. — Доучу, и на этом моя работа закончится. Последний сентябрь в этом городе.
— То есть, — уточнил я, — всех школьников собрали в один поток, вне зависимости от возраста? Их так мало?
— Город маленький, да, но вы не правы — они все одного возраста. Всему классу исполнится в сентябре восемнадцать.
— Всем-всем?
— Да, в городе нет детей, которым не семнадцать. Ну, кроме моего сына, но мы приехали вместе пять лет назад.
— Чтобы занять вакансию?
— Нет, случайно вышло. Я собиралась… Неважно уже куда. Остановилась на ночь, думала ехать дальше, но как-то так вышло, что осталась. Прошлый учитель куда-то делся, меня попросили хотя бы временно заместить, но я так и проработала пять лет, замены не нашлось. А теперь и не найдётся — какой смысл брать на год?
— А когда следующие подрастут?
— Не знаю, — пожала она плечами, — ни разу не видела тут младенца. Даже если жители начнут немедленно размножаться, следующий учитель им понадобится через семь лет. Не могу же я семь лет сидеть без работы?
— И что будете делать?
— Не знаю. Не решила. В конце концов, ещё целый учебный год впереди… Пойду, спасибо за мохито. Приглядывайте краем глаза за моим, ладно? Ребята неплохие, но подростки не особо внимательны к детям, им хватает своих проблем.
— Всем нам хватает своих проблем, — согласился я.
Подростки ужасны. Маленькие дети раздражают своей бессмысленностью, но бывают милы, взрослые чаще всего беспросветные мудаки, но бывают полезны. Подростки сочетают недостатки обоих состояний, не имея достоинств. Ими уже невозможно умиляться и ещё невозможно пользоваться. По этому признаку я считаю семнадцатилетнюю Швабру взрослой — она та ещё язва, но хорошо моет пол. Увы, те, кто собираются тут в середине дня, полов не моют. А зря.
Детишек мне навязал Депутатор.
— Роберт, — сказал он, всадив свои два виски и вернув на железный череп фуражку, — мне не нравится, где они кучкуются и как себя ведут.
Депутатор невесть с чего считает, что я бывший полицейский, и делится со мной профессиональными проблемами. Я его не разубеждаю, но и не подтверждаю. Пусть думает, что хочет.
— Думаю, они ведут себя как подростки. То есть тупо, бестолково и агрессивно.
— Именно.
— Это не поддаётся коррекции с тех пор, как лоботомию и электрошок признали негуманными.
— Одна и та же модель поведения может приводить к последствиям разной тяжести в зависимости от окружения, нам ли не знать? Неблагополучный подросток может вступить в банду или поступить в полицейскую академию. Я был весьма неблагополучным, но стал полицейским. Мой сын вырос в семье полицейского, и… Впрочем, неважно. Мне хочется, чтобы у местной молодёжи появилась ещё одна точка притяжения, кроме самогонного шалмана и «помоечных танцулек».
— Это что за культурный феномен? — заинтересовался я.
— Заброшенный уличный кинотеатр недалеко от свалки. Просто огороженное стеной пространство. Вечерами там собирается молодёжь. Слушают музыку, пляшут, общаются. В принципе, ничего особенного, но в сочетании с самогоном… Бывают эксцессы.
— Так, может, прикрыть шалман? Наверняка он нарушает кучу законов.
— Директор против, — вздохнул Депутатор. — Считает, что рабочие должны иметь возможность расслабиться.
— Пусть идут в бар.
— Для этого он им слишком мало платит.
— А почему он вообще это решает? Это компетенция начальника полиции или в крайнем случае мэра.
— У нас нет мэра и начальника полиции. Я заместитель пустого кресла. Провести выборы не удаётся уже много лет, потому что Директор запрещает всем, кто работает на заводе, на них ходить. Поскольку работает там весь город, то кворум не набирается, выборы признаются несостоявшимися и переносятся на следующий сентябрь. И так каждый год.
— А давно ты тут?
— Кажется, что всегда, — Депутатор расплатился и ушёл, а я завёл в баре «детский час».
Подростки пьют газировку, едят пироги, громко разговаривают, неловко ругаются и вообще бесят, но просьбу Депутатора поддержала Училка, а ей сложно отказать. Кроме того, их можно свалить на Швабру, что я и делаю.
— Эй, ты заберёшь свой пирог или дождёшься, пока в начинке зародится жизнь? — требовательно кричит она из-за стойки однокласснику. — Ну да-а-а, коне-е-ечно, давайте всегда мало́го гонять. Что, сам жопку от стула не оторвёшь уже?
— А ты, мелкий, — спрашивает она отправленного за пирогом сына Училки, — не умеешь сказать «нет» или нравится шестерить на этих балбесов?
