Дверь к тому времени заперли, обманку извлекли из ящика. Лебедь пытался расправить её — небезуспешно.
— Почему же ты мне раньше не сказал?
Сашка уклончиво пожал плечами.
— Он не хотел делать тебя соучастницей, — пояснил Лебедь, раскладывая кисточки. — Кстати, если уж так всё сложилось, не принесёшь тряпку из ванной? Видишь, расплескали тут… Эй, Турухтун, и хватит уже меня пинать, я тебе что, боксёрская груша?!
Они навели порядок и заварили чаю. Сели передохнуть, прежде чем снова браться за дело.
— Слушайте, я могу вам чем-нибудь помочь?
— Умеешь красить? — тут же осведомился Лебедь. — Если нет — разве что мудрым советом. У нас, кстати, есть одна нерешённая проблемка…
— Только одна? Вы вообще зачем красить-то начали?
— Ну а как… — не понял Сашка.
— Следы от фломастера — это ясно. А остальное? Краска рано или поздно сойдёт. И что ты скажешь родителям?
Лебедь фыркнул, всерьёз задетый:
— Слушай, Зимина, давай больше конструктива. Критиковать каждый может, тут много ума не надо.
— Сам дурак. Вы его «нарисуете» потрёпанным — здорово, молодцы. Но от этого он потрёпанным не станет. Лучше сделайте его таким.
— Есть конкретные предложения? А то нам ещё разводы смывать, которые, между прочим, по твоей вине…
— Хватит! — не выдержал Сашка. — Всё, пауза, стоп. Посмотрите на часы, блин. Родители скоро придут.
— «Скоро» — это когда? — уточнила Настя. — Нам нужно с полчаса. Я уже посмотрела, стиральная машина у нас такая же, я разберусь.
Лебедь с Сашкой переглянулись.
— А чего, — сказал Лебедь, — может сработать. В принципе.
Результат оказался даже лучше, чем они ожидали. Они повесили обманку рядом с дедовым шаром, и Сашка изумлённо выдохнул:
— Один в один.
— Вообще-то нужно добавить тут и тут следы от фломастера, — сварливо заметил Лебедь.
Они ещё раз оглядели шарик со всех сторон.
— Можно и не добавлять, — сказала Настя. — Их и так почти не видно, никто не заметит. Или решат, что сами стёрлись.
— Ну, в принципе…
— Осталось перевесить ленточку — и всё готово, — подытожил Сашка.
— А теперь расскажите мне, как вы собираетесь его… э-э… отпускать. Душеловы же везде. Они его притянут к себе — и всё.
— Вот, — солидно кивнул Лебедь. — В корень зришь, Зимина.
— И?
Они переглянулись.
— Ну, мы пока над этим работаем…
Правда заключалась в том, что ничего путного им в голову за всё это время так и не пришло. Лезть на крышу дома? Бессмысленно, каждая крыша сама по себе тот же душелов. Выбраться за город — ни шанса, это стоит денег, а Сашка последние отдал за обманку. Найти в парке дерево повыше и залезть? Так ведь и над парками провода протянуты.
Всё устроено так, чтобы ни одна душа не пострадала, случайно не улетела, не затерялась.
Они с Лебедем делали обманку, не очень-то представляя, что будет дальше. Надеялись на удачу.
— Ясно, — сказала Настя. — Ну, в общем, может, это глупо, но… про душницу вы не думали?
— Про душницу мои родители думали. И если мы не найдём выход, они его туда отнесут.
— Ты не понял. Я имела в виду: нам самим подняться на какой-нибудь сотый этаж и выпустить шарик оттуда. Там точно — никаких душеловов, их на такой высоте не протягивают. Даже душеловные плоты так высоко не летают.
— А чего, — хмыкнул Лебедь, — здорово придумала! Ты, Зимина… — Он вдруг помрачнел и замолчал, покусывая губу. — Нет, — протянул наконец, — не здорово. Совсем не здорово, вообще-то. Без взрослых нас туда просто так не пустят. А тем более с шариком…
— Это же душница, — отмахнулся Сашка. — Если бы мы хотели его вынести — другое дело.
— Ну да, ты его принесёшь, а тебя охрана спросит: вы куда его, молодой человек? на хранение? — пройдёмте. Подумай, Турухтун. Тем более — кто тебе даст выходить с шариком на балкон на сотом этаже? Даже не смешно.
— Совсем не смешно, — сказала Настя. — Шарик можно спрятать, что-нибудь придумаем.
— А взрослых, чтобы с нами сходили, найдём и уболтаем, да?
— А взрослые не понадобятся. Нас и так пустят.
* * *
Ради такого дела Лебедь пожертвовал своим старым мячом. Мяч разрезали, вложили внутрь дедов шар, обмотал скотчем. Настя положила его к себе в рюкзачок, а сверху — свитер, книжку и бутылочку с водой, для маскировки.
Весь вечер Сашка ждал катастрофы. Не мог ни читать, ни смотреть телик, за столом молчал, кое-как осилил одну котлету, вторую расковырял и только. Каждый раз, когда мама проходила через гостиную, — прислушивался, затаив дыхание.
Как на зло, она затеяла сегодня уборку. Протёрла пыль, в том числе — с шариков, бабушкиного и обманки. Сашка ушёл к себе в комнату, чтобы не выдать себя жестом или взглядом. Сердце бухало в груди, как кузнечный молот.
Он на минутку представил, что будет, если мама обнаружит подмену. Сейчас или через месяц, или даже через год.
Спал плохо — то задрёмывал, то просыпался. В один из таких моментов полусна-полуяви Сашке привиделось, как он, забравшись на крышу, подпрыгивает, пытается повыше забросить дедов шар — раз, другой, третий — и вдруг сам начинает медленно подниматься в небеса, мимо проносятся облака, в конце концов он полностью погружается в них, вокруг белым-бело, он плывёт сквозь это пушистое, невесомое нечто — и вдруг понимает, что на многие тысячи, миллионы километров он — один, и никого вокруг, небеса пусты, и он уже идёт сквозь густую сверкающую траву, вокруг — излучающий сияние лес или сад, но сад тоже пуст, как школа летом или запертый на ночь супермаркет, и эхо шагов гаснет, но остаётся ощущение незаполненности, безжизненности. Запустенья.
Лёжа в кровати и глядя на серый прямоугольник окна, Сашка в который раз спрашивал себя, правильно ли собирается поступить. Но это были привычные сомнения, они уже ничего не могли изменить.
Настя ждала на остановке, уставшая, осунувшаяся. Тоже плохо спала.
— Шумел? — спросил Сашка, кивая на её пёстрый рюкзачок.
— Так…
Лебедь явился с запозанием, притащил зачем-то пачку листов, упихал их в Сашкину сумку и отмахнулся от расспросов, потом, мол. Был мрачный и время от времени, забывшись, кусал губу. Как будто упустил что-то очень важное.
Народу в Парке было ещё больше, чем на День всех святых. На входе многие останавливались, чтобы прочесть громадный постер: «Выставка „История Душепийцы“. Уникальные экспонаты из зарубежных коллекций».
— Прикольно, — кисло сказал Лебедь. — Это они к фильму подсуетились, не иначе. Вот же ж.
— Ты чего?
— Как думаешь, Турухтун, эти самые уникальные экспонаты охраняют?