«Ха. Мне показалось, или ты на мне оттачиваешь свой сарказм, старичок?»
— …Или просто считает, что засевшим в порту ублюдкам стоило бы посмотреть на то, как должны вести сея настоящие, помнящие свое место, морлоки. Одним словом, включи матюгальник и скажи этим звонарям, что с ними желает вести переговоры Государева невеста.
Капитан отсалютовал и включил громкую связь.
— Порше Раэмон! Здесь Государева невеста, сеу Элизабет Шнайдер-Бон, и она хочет вступить с тобой в переговоры!
Несколько минут ожидания — наверное, кто-то бегал докладывать — и Бет услышала голос самого Рэя:
— Пропустите фрей О’Либерти. Мы будем очень рады ее видеть.
Капитан кивнул и провел Бет за баррикаду.
Это была еще баррикада, устроенная Бессмертными: бронещиты, укрепленные прессованными стеклобетонными блоками. Дальше — «ничья земля», просторный коридор, где, не толкаясь, могут разойтись десятки человек. И в десятке метров впереди — баррикада морлоков: первая линия укреплений из каких-то ящиков. Роланд и Оливер тут же шагнули вперед, прикрывая госпожу собой. За баррикадой они распределились иначе: один спереди, один сзади.
Баррикаду устроили в виде небольшого лабиринта: взяв первую линию, атакующие оказались бы в узком коридоре, простреливаемом со второй линии. А над ней возвышалась третья. Двое суток с момента взятия глайдер-порта, морлоки потратили не только на барабанный бой.
Два морлока сидели на третьей линии баррикад, похожие на живых горгулий. Бет улыбнулась им, но зеленовато-бронзовые лица остались неподвижны. Бет не могла понять выражения этих лиц, этих золотых глаз с вертикальными зрачками — и лишь миновав третью линию, за которой десятки живых горгулий смотрели на нее с тем же выражением, сидя на кранах, платформах, крышах глайдеров, она поняла — благоговение.
Рэй стоял прямо напротив выхода. Или сидел? Словом, располагался в шагающем погрузчике, опираясь локтями на край панели управления и свесив наружу хвост.
Он улыбался во весь рот — но Бет сразу заметила, как он похудел, насколько он бледен по сравнению с остальными морлоками, и что хвост у него в бинтах, а руки в лубках. Во рту у нее пересохло.
— Рэй, — она облизнула губы, рот наполнился ягодным запахом помады с каким-то синтетическим привкусом. — Рэй, я… так рада тебя видеть.
Шагающий погрузчик качнулся навстречу, дважды переступил железными лапами. Рэй коснулся пальцами протянутой руки.
— Я тоже, фрей Элисабет. Я тоже. Как там Дик?
— Я мало знаю. Его держат в тюрьме для знатных особ и дядя говорит, что лечат и не обижают…
— Лечат?
— Он сильно ударился во время боя. Если мне сказали правду, ему нужно только отлежаться.
— Слава Богу, фрей Элисабет. Слава Богу. А что с вашей матушкой?
— Я не знаю. Синоби укрыли ее где-то и отказываются говорить, где. В Совете предлагали взять ее в заложники, так что… они отказываются. Аэша Ли сидит в той же тюрьме, что и Дик.
— Надо же. Ну а вы как?
— Наверное, обо мне стоит меньше всех беспокоиться, Рэй. Со мной ничего не случится.
— Вы так думаете?
— Я думаю, Рэй, что ты планируешь какую-то хитрость. И дядя так думает тоже. Он не хочет терять людей и свои политические позиции, но если ему нечего станет терять, он будет беспощаден — а ты знаешь, что это он умеет. Он прислал меня с императорским указом.
— Мы с почтением выслушаем волю Государя, — улыбка Рэя погасла, но в глазах остался веселый блеск. Бет достала из рукавного кармана пергамент с государевой печатью и развернула.
— Солнце Керет, повелитель… тут перечислены все миры Вавилона, я это пропущу… приказывает Шестому отдельному десантному батальону сложить оружие и Государевым словом обещает следующее…
Выслушав подтвержденные Керетом обещания Шнайдера, Рэй оглянулся на своих бойцов.
— Я не услышал одной вещи, фрей Элисабет, — сказал он. — Может быть, вы разъясните мне это как будущая Государыня. Солнце-государь обращается к нам как к своим подданным, наделенным правами людей — или мы по-прежнему армейское имущество?
Бет почувствовала томительное, гнусное чувство в животе — как будто ее сейчас начнут ругать или бить. Нет, дело не в Рэе — от него никогда ничего подобного не пришлось бы ждать. Дело в ней, в ней самой. В гнусной лжи, которая могла бы остановить неизбежную бойню или хотя бы уменьшить число жертв, но сама по себе была предательством таким черным…
Нет. Кому угодно она может соврать — но не Рэю.
— Дядя сможет сделать что-то для вас только как для армейского имущества, Рэй.
— Но имуществу не дают обещаний, фрей Элисабет. Обещания возможны только между людьми. Если мы — вышедшее из-под контроля имущество, пусть государь распорядится уничтожить нас. Если же мы люди — пусть он таким же указом огласит это всей Картаго.
— Рэй, я, наверное, самый плохой уговорщик на свете. Неужели я ничего не могу сделать, чтобы вас не убили?
— Мы были рождены, чтобы убивать и умирать, фрей Элисабет. Наши жизни в руках Божьих, и ни вам, ни тайсёгуну, ни государю Керету здесь не изменить ничего.
Говоря это, он выпрямился в своей машине — и Бет увидела вдруг, как он прекрасен. Как они все прекрасны, юноши и мужчины, решившие стать людьми.
— Не надо плакать, фрей Элисабет. Нам ничто не может повредить. Сэнтио-сама рассказывал об одном святом короле, который так сказал: мы или победим, или станем мучениками, в любом случае мы в выигрыше. Не волнуйтесь о нас и возвращайтесь во дворец. Скоро все решится.
— Я… — Бет вытерла глаза рукавом, — я не хочу возвращаться. Вы… почти самое лучшее, что я видела на Картаго. Я люблю вас.
— Тогда вернитесь, — улыбнулся Рэй. — И расскажите о нас правду.
* * *
В первом часу первой смены, когда Высокий город только пробуждался, из водопровода хлынула кровь.
Тысячи людей в тайсёгунском дворце и в окружавших его манорах, встав утром с постели, умылись кровью. Так им, во всяком случае, показалось в первые секунды. Отпрянув от раковин, выскочив из душевых кабинок, они увидели в зеркалах свои тела и лица, покрытые багровыми разводами — есть от чего перепугаться. Самые хладнокровные поднесли ладони к губам, понюхали, кое-кто даже лизнул — и оказалось, что у багрового потока нет ни вкуса, ни запаха. Это была просто вода, окрашенная вода.
Самые нервные за это же время успели переполошить родственников и домочадцев, выскочить из домов — и рассмотреть огромное полотнище, растянутое между фермами купольных креплений. На полотнище каной и астролатом было выведено: «Отпусти народ мой!».
Полотнище сняли, с водой какое-то время ничего не могли поделать: кто-то бахнул восемь тонн красного пищевого красителя в шестой резервуар, и кроме как слить его и набрать заново, вариантов не было. По счастью, в течение суток синоптики обещали дожди. По счастью, район населяли небедные люди, которые могли позволить себе доставку бочки-другой питьевой воды на дом, и у большинства маноров имелся отдельный выход наружу, куда предприимчивые обладатели глайдеров могли спустить эти бочки на тросах. Но впечатление произвести удалось, и вышло оно неизгладимым.
