Эжен свернул в лес. В тени деревьев легче думалось и дышалось. Там он и увидел большой розовый куст, усыпанный белыми цветами.
* * *
Заметив, что гость куда-то исчез, Элиана встревожилась не на шутку. Неужели обиделся? Похоже, она перестаралась со своим показным равнодушием. А теперь была готова раскаяться в нем.
Но долго каяться ей не пришлось. Не прошло и четверти часа, как взмыленный конь нагнал кавалькаду, и Эжен, поравнявшись с принцессой, протянул ей едва распустившийся розовый бутон.
— Я привез вам дикую розу, — сказал с горькой нежностью, глядя в ясные глаза девушки. — Есть в ней особая прелесть, отличная от пышных сестер. Она свободна, растет, где хочет. Ножницы садовника не касались ее веток. И чем больше шипов, тем слаще ее аромат. Вы похожи на дикую розу, моя принцесса.
— Обилием шипов, вероятно, — усмехнулась она, но розу взяла, разглядывая внимательно и серьезно.
«Увы, он ошибся. Я капризный тепличный цветок, который зачахнет, если его вовремя не полить…» Но вслух сказала:
— Поздравляю! Это самый изысканный комплимент из тех, что мне доводилось слышать. Может быть, вы приготовили еще один? — и жестом отослала придворных, которые тотчас отъехали на почтительное расстояние.
— Элиана! — взмолился Эжен, видя, что настал его час. — Ну что мне сделать, чтобы вернуть благосклонность вашу? Скажите только — я на любое безрассудство готов… Я люблю вас! И любил все эти годы. Мне никто не нужен, кроме вас!
— А те приключения, о которых ходят легенды? — сухо поинтересовалась она, единой фразой повергнув короля в величайшее смущение.
— Я виноват перед вами, — густо краснея, прошептал он. — Но клянусь, там не было любви! И в этом единственное мое оправдание…
— Не было любви! Вы так легко говорите об этом, — холодно заметила девушка. — Другую любовь я как раз могла бы понять. Но волочиться за кем попало со скуки — отвратительно, гадко…
— Элиана, простите меня! — вырвалось у него со стоном. — Я и так уже достаточно наказан.
— Простить? За что? — пожала она плечами. — Вы имели успех у женщин. Как же тут не воспользоваться… Кто за это осудит?
— Так вы не сердитесь больше? — спросил Эжен, не замечая иронии.
Принцесса помолчала немного, подняла на него печальные глаза. И…
— Не сержусь, — сказала, будто в омут бросилась.
— И мы никогда не станем вспоминать об этом? — примирительно, как ребенку, улыбнулся король.
Стряхнув с себя холодность и недоверие, она улыбнулась в ответ.
— Никогда! — это было прощением, но согласием еще не было. — Знаете, что я придумала? — спросила неожиданно, уводя разговор от опасной темы. — Чтобы вы у нас не слишком скучали, давайте устроим турнир, как в добрые старые времена. В вашей свите немало храбрых рыцарей, взять хотя бы графа Робера. Надеюсь, это развлечение придется им по душе.
— Главное, чтобы оно понравилось вам, моя принцесса, — галантно поклонился король, радуясь возможности хоть чем-то ей угодить. — Я и сам готов сразиться во славу Прекрасной Дамы, если только она позволит посвятить ей мою победу.
— А вы уверены, что победите? — улыбка чуть тронула губы.
— Я постараюсь, — серьезно ответил он.
* * *
В замок вернулись к ужину, не догадываясь, какие удивительные события успели там произойти. А случилось следующее…
Робер стоял, облокотившись на перила мраморной лестницы, и рассеянно смотрел в сад. Дважды мимо него проскользнула хорошенькая фрейлина, едва не задев своей пышной юбкой, но графу было не до нее. Он чувствовал, как теряет Эжена. Стоит принцессе пожаловаться — и он навсегда лишится его доверия. И не только доверия. Годы преданной дружбы забудутся в один миг. Ему запретят появляться при дворе. А он ведь успел привыкнуть к блеску и близости власти. Впрочем, у него достаточно сил обойтись без всего этого. Но король… Кроме Эжена, нет у графа ни друзей, ни братьев. Они росли рядом от колыбели, их вскормили одним молоком. И вот теперь придется расстаться — оттого, что эта девчонка свела короля с ума!
Платье прошелестело в третий раз — и снова совсем рядом. Робер поднял взгляд — машинально, почти с раздражением, — и брови поползли изумленно вверх, выдавая внезапный интерес к прогуливающейся мимо особе. На какое-то мгновение он даже забыл о том, что тревожило его минуту назад. Красавица стоила того, чтобы ею заняться.
— Прекрасная незнакомка, простите за смелость, но мне показалось, что вы скучаете, — обратился он к ней с неотразимой улыбкой и самым любезным поклоном.
И тотчас получил ответный удар, нанесенный без колебаний:
— В своем обществе я не скучаю никогда!
— И все же, — оправившись от неожиданности, но еще несколько растерянно продолжал наступать граф, — почему вы не поехали вместе со всеми?
— Не люблю быструю езду и глупых кавалеров, — пожав плечами, равнодушно отвечала красавица.
— Как жестоко! — улыбнулся Робер. — Неужели вы отказываете в уме всем мужчинам без исключения?
Разумеется, он ожидал опровержения, но не тут-то было!
— Возможно, некоторые из них не совсем его лишены, — холодно сказала она, — но на моей памяти все попытки его проявить не увенчались успехом.
— Однако, — заметил глубоко уязвленный граф, — опасно попадаться вам на язычок!
— Но вам-то, сударь, нечего бояться: горькие пилюли я выплевываю сразу, — с очаровательной гримаской заявила фрейлина, всаживая в него очередную шпильку.
«Я не я буду, если не обуздаю эту норовистую кобылку!» — скрипнув зубами, мысленно поклялся Робер.
«Попалась рыбка!» — в свой черед подумала насмешница Ирис. И была недалека от истины. Задетое самолюбие, охотничий азарт — и вот уже сам охотник превратился в добычу. Самонадеянный граф заглотнул приманку и не почувствовал даже, как оказался на крючке.
Возвратившись с прогулки, король нашел его задумчивым и рассеянным, чему немало удивился: с графом Робером такое бывало довольно редко.
* * *
В тот же вечер за ужином решено было начать турнир через три дня, а пока объявить о нем и как следует подготовиться. Бернар, хотя и отнесся к затее дочери настороженно, не возразил ни слова и даже взял на себя приготовления к празднику.
А Эжен, поднявшись к себе, рассказал о предстоящем событии брату и доверчиво поделился с ним разговором, который имел с принцессой.
Пока он говорил, Робера несколько раз бросало то в жар, то в холод. Он понял, что о его участии Элиана не проронила ни слова, но тем более гадко стало на душе. Запоздалое раскаяние захлестнуло графа. Он не желал лгать, ибо его молчание уже было ложью. И хотя еще час назад размышлял о том, как оправдаться, если король все узнает, сам ускорил развязку и осудил себя на изгнание, которого страшился всего сильнее.
