не менее значимо. Один из их наследников работает на меня. Он может проникнуть в самое логово без ключа и отмычки. Он – мои руки и глаза.
– Ваши глаза? – не понял я.
– Придете ко мне еще раз, и тогда я покажу вам больше.
– Вы хотите отнять у них власть?
– Я хочу отнять у них все, что они выстроили за эти годы. Как они отняли все у моей семьи.
– Но эта квартира… – огляделся я.
– Это крохи, Адам, малые крохи былого состояния. Мой отец смог оставить лишь эту квартиру и немало ценных бумаг. У меня нет желания вернуть большее, я не хочу возвращать свое, мне хватает того, что есть. Но я ненавижу ложь, Адам. Я хочу мести и спасения, естественно. Кому нужна та месть, что выльется не во благо? Вы согласны со мной?
Я невнятно кивнул.
Он придвинулся к моему лицу. И я почувствовал его холодное дыхание, пропитанное льдом и виски.
– Я ненавижу ложь, Адам. Они отняли во спасение, и где вы видите это спасение? Они превратили мир в тюрьму, шаг вправо, шаг влево – расстрел. Вы даже представить себе не можете, что они делают с людьми. Пропадают мои люди, люди, которые хотели жить, как им хочется, а не как напишут эти идиоты.
– Кем составляются сценарии? – не выдержал я. – Вы же должны это знать.
– О, это самое интересно. Раньше, когда все только начиналось, министерство имело группу аналитиков, которая исследовала пристрастия, способности и жизнь каждого человека. Но со временем это занятие стало настолько трудоемким, что они решили довериться выбору машин.
– Что это значит?
– Компьютеры, друг мой, твою судьбу вершит рандомное распределение.
– Не может этого быть.
– Ну почему же не может? В программу загоняют табель успеваемости, результаты психологических обследований, тестов, медицинских анализов. Крутят рулетку, и вуаля – сценарий готов. Иногда машина дает сбой, и тебе выходит тот сценарий, который к тебе не имеет никакого отношения. Но доказать что-либо невозможно. Министерство никогда не признается в ошибочности подобного распределения. Людей же, которые время от времени отказываются плясать под их дудку, ждет незавидная участь.
– Какая именно?
– Они становятся изгоями. Их просто вычеркивают, как вычеркнули меня.
– Вычеркнули? О чем вы говорите?
– Меня нет ни в одном реестре, Адам. У меня нет ни имени, ни сценария.
– Но вас зовут…
– Артур, я помню, – усмехнулся он. – Но меня нигде нет.
– Как это?
– Я не смогу получить элементарной медицинской помощи, моего имени не найдут в картотеке. Они оставили моему отцу крохи и вычеркнули нас из системы. Теперь я хочу вычеркнуть систему, хочу уничтожить ее.
– Вы породите настоящий хаос. Это же эффект разорвавшейся бомбы. Люди сойдут с ума!
– О, это прекрасно, друг мой! Хаос – это всегда начало чего-то нового. Как большой взрыв. Ба-бах! – и ничего нет. А после – новая жизнь. Каждое предыдущее поколение вдохновляет будущее. Это закон жизни. Мы не можем смириться, смирение равносильно смерти.
– Люди начнут увольняться с работ, уходить из университетов, уезжать…
– Нет, вы не правы. Не все так плохо, точнее не все так хорошо. Большая часть не сдвинется с места. Я могу изменить строй, но человеческую природу изменить мне не под силу. Многих устраивает их жизнь, и я не жду, что они выйдут за мной. Они останутся на тех же местах, на которые их поставило министерство. Но их дети… Я хочу, чтоб их дети, Адам, росли в другой стране. А для этого нужно уничтожить все и выстроить заново.
Я увидел на его руке кольцо с изображением красной лилии.
– Это семейный герб, – заметил он. – Это герб грядущей революции.
– Вы подставите невинных людей.
– Они не люди, Адам, они рабы, инструменты в руках нынешней власти. Я дам им свободу.
– А если кто-то погибнет?
– Кто-то обязательно погибнет, мой друг, иначе это не работает.
20 глава
Рассада с фиалками тряслась на заднем сиденье авто. Белые с фиолетовым рисунком, желтые без рисунка и розовые, много розовых.
– Ты что, в садоводы заделался?
Хлоя придерживала рассаду.
– Нужно помочь одному старику.
– Цветочки посадить?
– Не только.
Она посмотрела в окно на бесконечную дорогу и поморщилась.
– Слушай, я, между прочим, на учебу опаздываю.
– Ты уже опоздала, и тебя это не волнует.
Она вздохнула и уткнулась носом в цветы.
– Так что ты ответил Артуру?
– Ты знаешь, что он хочет, Хлоя? Свергнуть правительство, поднять бунт, вернуть все как было. А когда оно было? Сто лет назад? Мы об этом только из учебников знаем, и то не все. Классовые несвободы, неравенства в обществе…
– Все будет не так.
– Да? А будет ли? Он ненормальный, Хлоя. Артур – одержимый человек. И держалась бы ты от него подальше.
– Он человек с идеей.
– Как ты с ним познакомилась?
– Случайно. Ему нужны люди. Много людей.
– Не думаю, что у него получится.
– Уже получилось. У него масса последователей, и все они живут среди нас. И ты будешь в их числе.
– Не думаю.
Деревья пробегали за окнами, дорога уходила под колеса, дождя в этот раз не было, и ехал я в два раза быстрее.
– Тебе это нравится, Адам, вот такая вот жизнь? – спросила она.
Я молчал.
– Когда ты должен жениться? В тридцать?
– В сорок.
– А до этого что? Будешь ходить по углам, искать мимолетные связи?
Я вспомнил о прошлой ночи.
– Ты не выдержишь, никто не выдержит. А знаешь, что грозит парням, если ОНИ узнают?
Я обернулся и чуть не съехал с дороги.
– Химическая кастрация, – сказала она совершенно спокойно.
– Это полный бред, – я вытер пот со лба, – полный бред.
– Нет, Адам, это реальность.
– То есть если они узнают, что вчера ночью я был… – В животе все съежилось.
– Они не узнают.
– Ты специально все это подстроила? Чтобы шантажировать меня?
– Кому ты нужен, тебя шантажировать? У Артура целая армия, а таких, как ты, все меньше и меньше.
Мы свернули с шоссе на проселочную.
– Ты знаешь, что люди пропадают? – спросила она.
Во мне все похолодело, я знал и больше всего хотел узнать, но боялся услышать правду.
– Артур говорит, счет пошел на десятки. Есть и его люди. И если не сейчас, то никогда.
– Что с ними?
– Артур не все мне говорит. Но те, кого находят…
– А находят?
– Да, некоторые возвращаются.
Я вспомнил взгляд той матери с листовками у автобусной остановки. Равнодушие патрульных, ее отчаяние, свое безразличие.
– Но приходят они другими людьми. Они спокойно доживают жизнь по своему сценарию и не брыкаются больше.
– Тот бар, те встречи за столиками – много приходит таких?
– Отчаявшихся? Мечтающих сдохнуть? Каждый день несколько.
– Этот парень, который подсел ко мне…
– Его откачали вчера.
– Напился?
– Нет, попытался покончить с собой. Теперь ему будет все равно. Навряд ли он уже кого-то захочет.
Я стиснул губы, не зная, что сказать. А что тут скажешь? Что я работаю в министерстве и ничего не могу с этим сделать, что их мечты так и останутся мечтами, а Артур так и останется психом. Никто не позволит ему провернуть такое. И я уже знал, чем это закончится, но
