в колыбели?" Теперь она позволяет старшему сыну, успевшему набраться ума, высказаться за себя. Более того, она в чем-то понимает Берке. Ему пятнадцать лет, в прошлом поколении его ровесники уже шли в дальние походы, чтобы проявить себя в великих битвах. А он уже три года сидит в этой глухомани, и все что выпадает на его долю - мелкие стычки с разбойниками, заплутавшими в степи. Бывают, что те, соблазнившись конями и доспехами, нападают, не зная, с кем имеют дело.
А сегодня и разбойников им не повстречалось. Они просто охотились. Ибо Яса гласит: "Когда нет войны, пусть учат сыновей, как гнать диких зверей, чтобы они навыкли к бою, и обрели силу и выносливость и затем бросались на врага как на диких животных, не щадя".
Охота, впрочем, есть насущная необходимость. При ставке держат овец и коров, но их не хватит для пропитанья на весь год. Поэтому с кочевий им подвозят припасы. Но это бывает нечасто - и мало кому открыт сюда путь.
Сейчас, однако, в ставке никто не испытывает недостатка в пище. Стоит ранняя осень, в степи достаточно дичи, и скот, предназначенный к забою, нагулял мясо на летних пастбищах.
Сегодня они настреляли степных дроф, через луку седла Шонхора переброшена косуля, и орел когтивший диких гусей, сидит на руке женщины. Другая бы не удержала его тяжести, но женщина всегда была очень сильна. Даже сейчас, когда ей пошел сорок шестой год и многие ее ровесницы выглядят беззубыми старухами. Наверное, это от частых родов. У нее только двое детей, и этого достаточно.
Шонхор продолжает убеждать брата. А ведь ему здесь, пожалуй, еще труднее. Старшему девятнадцать, и пять лет назад, когда две величайшие армии мира сошлись в бою, он уже сопровождал войско своего деда вместе со вспомогательными частями. Он успел увидеть, как велик мир, а не только слышал об этом. Так что ему, пожалуй, тяжелей здесь, чем брату.
У всех трех всадников большие луки с хорошим запасом стрел, все, как подобает имеют при себе длинные ножи, а сыновья на случай встречи с разбойниками вооружены саблями. Женщина одна здесь в кольчуге поверх халата, у юных кровь играет, им жарко, и они в легких доспехах из кожи, прошитой железными пластинами.
Они собираются вернуться в ставку до ночи, и это им удается. Все ближе склоны Бурхан Халдуна, священной горы, где хоронят владык. В последних отблесках солнца можно разглядеть каменный курган на склоне. Если пастухи и охотники забредут в эти края, они непременно поклонятся кургану - могиле великого Хайду-хана, защитника Еке Монгол улуса, истинной родины народа.
Люди понимающие знают - курган насыпан в честь Хайду, но он там не похоронен. Могила властителя должна быть сокровенной, земля, где он похоронен - священна. Не зря же стража Чингиз-хана убивала всех, кто встречался на пути похоронной процессии, и никто не знает, где погребен Покоритель Вселенной, равно как и того, что стала с теми стражами.
Стражей гробницы Хайду в любом случае стоит почитать, но к ним не приближаться.
Когда они въезжают в распадок, защищающий от пронзительных здешних ветров, уже почти темно. Здесь ставка, устроенная по законам, установленным Чингиз-ханом. Даже в сумраке каждый увидит в центре юрту из белого войлока, превышающую размерами все прочие. Остальные расположены от нее на положенном расстоянии.
Жизнь в ставке идет как всегда - скот загоняют в загоны, женщины готовят, дети бегают, собаки лают, и при виде всадников люди радостно кричат:
- Госпожа Хутулун! Княгиня!
Навстречу выходит мужчина средних лет, худощавый, с тонкими чертами лица. По монгольским меркам он достаточно высок, но ростом ниже княгини.
Это Абтакул-гурган. Дети удались в него, и это вероятно, к лучшему, в который раз думает она.
Сыновья, спешившись, приветствуют отца, хвалятся добычей. Абтакул улыбается жене, по его губам она читает "Светлая Луна". Ее теперь редко называют этим именем, оно не пристало женщине в летах, главе священной стражи. А раньше вся Великая Степь знала имя, данное ей матерью.
Абтакул следит за порядком в ставке, ведает припасами, наделяет всех едой, как делал это, когда был человеком Хайду-хана. Он поздравляет вернувшихся с удачной охотой, спрашивает, не повстречали ли кого в степи.
- Нет, никого, - отвечает Шонхор.
- Разве это охота! - весело восклицает Берке. - Вот когда все пойдем бить куланов - это да!
Абтакул-гурган кивает согласно. Большая охота необходима. На зиму нужно закоптить и насолить как можно больше мяса. До того, как выпадет снег, еще придет обоз с припасами, а дальше придется самим кормиться до весны.
Все идет своим чередом, но почему-то Хутулун кажется, что на лицо Абтакула легла тень. Или померещилось?
Обиходить коня и ловчего орла она не дозволяет слугам, всегда делает это сама. И все же кажется, что Абтакул чем-то встревожен. Получил известие от кого-то из своих людей? Нет, он бы сказал...
Ужинают они вдвоем в своей юрте. Сыновья ушли развлекаться вместе с прочими юнцами - даже Шонхор, который хочет казаться взрослым мужчиной.
Развлечения обычны. Для стрельбы в цель сейчас уже темно, но можно бороться между кострами, а для того, чтобы перебрасываться с девицами войлочным мячом - самое время, ведь чем дальше он укатится, тем дольше молодые пары могут его искать.
Других развлечений нет. Здесь строго соблюдается обычай, заведенный Хайду-ханом. Слишком многие чингизиды питали склонность к хмельному, и тем губили свою жизнь во цвете лет. Сам Хайду за всю жизнь не выпил ни глотка вина, айрана и даже кумыса, пил только чай и чистую воду, оттого отличался отменным здоровье и прожил дольше, чем кто-либо в его роду.
Хутулун также не пьет хмельного, равно как ее семья и сторонники.
Насытившись и выпив воды, она поначалу спрашивает.
- Есть какие-то вести?
- Нет, - отвечает Абтакул, и, помедлив, добавляет. - Это меня и беспокоит.
Она молчит, чтобы дать ему возможность высказаться.
- Из того, что мы знаем, следует - пусть Чапар делает все, что прикажет ему Дува, тому скоро надоест дергать за ниточки.
Когда был жив Хайду, к его двору приезжали забавники из других стран. Они показывали представления, где куклы, чьи тени были видны за ширмой, разыгрывали увлекательные истории. Хутулун понимает, о чем речь.
- Но мы также знаем, что Дуве нетрудно лишить Чапара имени властителя. Он не убьет Чапара и может, даже позволит ему кормиться из своих рук. Не Чапар представляет для него опасность, и даже не Токме.
