— Он мне похмелье снял, — мрачно сказал я.
— Ну вот, видишь! — Васильков достал бутылочку коньяка «Старый бушприт» и плеснул нам по рюмке. — Он добрый и хороший мальчик! Что… что ты говоришь, он сделал?
— Проявил монстрические способности! — отчеканил я. — И не важно, что с добрыми целями. Ты же знаешь, как оно все взаимосвязано? Опять сообщение: «Черные дыры, черные дыры…» А это Витька стрелял из рогатки.
— Ну ты из него невесть кого лепишь! — возмутился Васильков. — Ну умеет парень немножко время вперед-назад гонять… локально! Никаких черных дыр…
— Это только тебе так кажется. — Я покачал головой. — Сейчас.
Достав видеофон, я набрал номер. Спросил:
— Ну, что там?
— Экспресс-анализ показывает: уровень монструозности девяносто три — девяносто четыре процента. — Голос лаборанта дрогнул. — Вы поосторожнее там, ладно?
— Ты уже и кровь у него на анализ взял? — возмутился Васильков.
— Повезло. Он порезался, когда купался.
Глотнув коньяка, Васильков с тоской произнес:
— Ну так что прикажешь делать, друг дорогой?
— Морозить. — Я вздохнул. — Нет иного выхода. Мальчик он не злой, но что для него шалость — то для Галактики катастрофа. У них проказы — у нас проказа! Не можем мы рисковать!
Мой друг с тоской посмотрел на меня и уж было собрался что-то сказать — как от двери послышалось:
— Я так и знал! Так я и знал! Вы злые!
Витька стоял, прижимая к груди решето, полное свежей спелой малины. Красный сок тек у него с губ, смешивался со слезами и собирался в капли на подбородке.
— Витя, нет у нас другого выхода, — сказал я со вздохом. — Ты ляжешь и уснешь. А потом, когда-нибудь, проснешься. Представляешь, как будет интересно в будущем?
— Ну уж нет! — Витька замотал головой. Глаза его зловеще блеснули. — Ничего вы со мной не сделаете! Сейчас… сейчас я вас состарю! Через три секунды вы умрете от старости, злобные взрослые! А потом я пойду, быстренько сделаю других детей взрослыми, и мы вас завоюем. И остальных детей-монстров я выпущу. Я с самого начала хотел их выпустить!
Мы в ужасе замерли под ледяным прищуром его недетских глаз. Мне даже показалось, что я уже старею, — хотя скорее всего он только собирался с силами.
И в этот миг крыльцо заскрипело от грузных шагов.
— Молочко, сливочки, творожок домашний! — нараспев произнесла тетка-молочница. — Йогурт, мороженное, айран, кумыс! Все свежее, все только что из коровки!
— Уйди, тетка! — не оборачиваясь, воскликнул Витька. — Не то все твое молоко враз скиснет!
— Ой, ой лишенько! — запричитала тетка. — А шоколадный сырок не хочешь?
— Шоколадный? — Витька аж подпрыгнул от восторга. — Хочу! И еще ваниль…
В этот момент молочница одним ловким движением опрокинула на него бидон. Раздалось шипение, с которым жидкий гелий заморозил мальчишку-монстра. Засвиристело, забулькало — в один миг теплое худенькое тельце превратилось в твердую коричневую скульптуру, напоминающую шоколадные фигурки арапчат из кондитерских магазинов.
— Держите, держите, он твердый, но хрупкий! — завопил Володька, когда маленький монстр стал падать навзничь.
К счастью, молочница сумела его подхватить и аккуратно уложила на половичок.
— Спасибо, Жанна, — поблагодарил я. — Ты, как всегда, на высоте и там, где нужно!
— Сандалики надо снять, — велела Жанна и подхватила второй бидон с жидким гелием. — Вы его вертите, мужики, а я буду равномерно поливать, чтобы проморозился отовсюду.
Втроем мы быстро и равномерно охладили Витьку, после чего положили на диван и вызвали транспортную бригаду. Стянувшая парик Жанна с удовольствием выпила коньяка. Укоризненно посмотрела на Володю, сказала:
— Ай-яй-яй…
— Я больше не буду, — смутился Володька. Прибежал со двора его старый пес Абрам. Понюхал Витьку, задумчиво почесался и улегся у печки.
— Жанна, а ты специально дожидалась такого момента? — Я кивнул на Витьку. — Ну, вот чтобы вполоборота, с улыбкой на губах и трогательно протянутой рукой?
— Ага. — Жанна кивнула. — Они ж там стоят, бедненькие, в зале долгого хранения. Если по струнке их ставить — совсем грустно. А так — живенько получается.
Мы задумчиво посмотрели на Витьку.
Всем нам было неловко и даже немного стыдно. Но что поделать? Если события космических масштабов начинают зависеть от детского озорства — тут у взрослых выхода не остается.
Ведь все мы в детстве были монстрами…
