Мама понемногу, между делом, учила ее азам своей профессии. В двенадцать лет Лесли могла сделать укол и поставить капельницу, зашить рану и наложить повязку; в четырнадцать — ассистировала при операциях, умела вправить вывих и зафиксировать шиной сломанную руку или ногу.
Когда ей было тринадцать лет, к постигаемым ею премудростям добавилась еще одна «наука»: полковник Брэдли отвел ее к сержанту Калверу, инструктору по рукопашному бою, и приказал, чтобы тот научил Лесли всему, что, как он выразился, «в наши веселые времена ей не помешает знать».
С тех пор сержант — человек, прошедший немало «горячих точек» и не понаслышке знавший, что такое война, стал ее учителем и другом. Он не только показывал Лесли приемы самообороны и учил обращаться с оружием, но и рассказывал, в каких случаях лучше отступить, а в каких — напасть первой, как понять, когда противник блефует, и как определить его сильные и слабые стороны.
Она слушала и запоминала, тренировалась и радовалась, когда какой-то прием удавался. Но воспринимала она все это скорее как игру, чем как то, что когда-нибудь пригодится в жизни.
А вот пригодилось, да еще как…
На этот раз Лесли шла в «женский» поселок налегке, оставив рюкзак и собак милях в семи от поселка.
Листья уже начали осыпаться, покрывая землю пестро-желтым ковром, сосны и пихты на этом фоне смотрелись как притаившиеся сгустки тьмы.
Это время года она не любила: сухие листья от любого дуновения ветерка подозрительно пошурхивали, и все время тянуло оглянуться и проверить, не следит ли кто-то за ней, не крадется ли сзади.
Пройдя мили три по лесу, она вышла на старую асфальтовую дорогу. Где-то недалеко, на этой самой дороге юные охотницы позапрошлой весной столкнулись с парнями на квадроцикле. Лесли невольно взглянула себе под ноги, принюхалась: кажется, или и впрямь откуда-то пахнуло бензином? Нет, показалось…
За очередным извивом дороги пожаром полыхнул небольшой клен, такой ярко-алый, что она даже притормозила, разглядывая его. А вон, рядом, еще один, и еще…
Лесли сама даже не знала, почему так любит красные клены.[4] Может, потому, что возле Форт-Бенсона они не росли, и впервые она увидела огромное, покрытое алыми резными листьями дерево лишь в шестнадцать лет. Так же, как сейчас, замерла в восхищении и шепотом спросила у Джерико: «Ой, что это?!»
Тогда тоже стояла осень…
Он ворвался в ее жизнь как буря — Джерико, вожак группы маркетиров, которую он шутливо называл «моя банда». Высокий и стройный, с шапкой черных вьющихся волос, яркими голубыми глазами и обаятельной улыбкой — неудивительно, что Лесли влюбилась в него чуть ли не с первого взгляда.
В Форт-Бенсон он забрел почти случайно — один из членов «банды», Пит, вывихнул ногу, а все знали, что на базе, в больнице для беженцев, лечат любого, кому нужна помощь. Вышло так, что вправлять вывих пришлось Лесли — именно она в тот день дежурила в больнице.
Когда через две недели с ноги сняли гипс и торговцы двинулись дальше, Лесли ушла вместе с ними, взяв с собой лишь смену одежды и десантный нож. И, разумеется, Алу — подарок мамы на ее пятнадцатилетие. Оставила маме записку, попросила не сердиться и не скучать — через год они снова увидятся, Джерико обещал весной, когда пойдет торговать, непременно зайти в Форт-Бенсон.
Увы, больше они так и не свиделись — когда весной маркетиры отправились в рейд, Лесли была уже беременна и осталась на ранчо в Аризоне, которое «банда» считала своим домом. Рожать ей предстояло в ноябре, и она истово надеялась, что Джерико вернется до того: конечно, он не врач, но если он будет рядом, будет не так страшно.
Роды произошли до срока; крошечная недоношенная девочка прожила всего несколько часов и умерла, ни разу даже не заплакав.
Когда, еще через неделю, вернулась «банда», Джерико среди них не было. Смайти, его правая рука, рассказал, что он погиб в случайной перестрелке в Нью-Мексико; сочувственно пожал Лесли плечо: «Ты держись… держись!»
Той же ночью она ушла с ранчо — обратно, домой, в Форт-Бенсон.
Донесшийся откуда-то шорох в который раз заставил ее оглянуться, но сзади никого не было, лишь ветер, закрутив маленьким смерчем сухие листья, гнал их по дороге. Все еще озираясь, она шагнула вперед и вдруг, при следующем повороте головы, увидела стоявшего на обочине, совсем близко от нее мужчину.
Это было так неожиданно, что она на миг обомлела. Рука метнулась к ножу, но выхватить его не успела — страшный удар по затылку бросил Лесли ничком на асфальт. На спину навалилась какая-то тяжесть, и весь мир провалился во тьму.
Когда она очнулась, то первым, что почувствовала, была боль. Болел затылок, и каждое, даже слабое движение головы усиливало эту боль стократно. Болели и руки, и спина, в которую упиралось что-то твердое, и ноги.
Руки и ноги были связаны, в ноздри бил душный запах бензина. Вокруг было темно, твердую ровную поверхность, на которой она лежала на боку, ощутимо потряхивало. Рядом — внизу, сбоку, везде — что-то шумело и дребезжало.
Она в машине, и ее везут куда-то — понимание этого пришло к Лесли вместе с новым приступом беспамятства.
Следующий раз она очнулась оттого, что на лицо обрушился поток холодной воды. Кто-то схватил ее за плечо и больно затряс, допытываясь:
— Эй, ты живая? Живая?
Руки ее по-прежнему были связаны за спиной. Пару секунд Лесли прикидывала, стоит ли показывать, что она уже пришла в себя, но потом открыла глаза. Прямо перед ней стоял на коленях мужчина — тот самый, что был на обочине; она узнала скуластое лицо с прищуренными глазами и растрепанные темные волосы.
— Ты живая? — снова спросил он.
Не отвечая, Лесли повела взглядом вокруг.
Рядом стояли еще двое, но чтобы увидеть их лица, нужно было задрать голову — черт, больно! — поэтому она удовольствовалась зрелищем сапог и штанов из темно-зеленого холста.
— Это твое? — рявкнул позади нее грубый голос, и перед носом появилась рука с арбалетом. — Отвечай!
— Мое.
— Сука! — удар в спину был еще болезненнее из-за своей неожиданности. — Убийца! — пинки посыпались градом, Лесли зажмурилась и сжалась в комок, пытаясь защитить лицо, подумала: «Если в затылок попадет — все, каюк!»
