Простая газировка в горло уже не лезла — это ж четвертый стакан! Но эксперимент важнее — и Балваныч мужественно, глоток за глотком, влил в себя все до дна. И снова с последним глотком вмиг отпустило; и такая ясность в голове и легкость в ногах — ну будто заново родился.
Интересно… От газировки с сиропом ему делается плохо, а от простой газировки — напротив, очень даже хорошо.
— Колян, — немедленно решил проверить свои подозрения Балваныч, — Ты, вроде, жаловался, ноги у тебя болят.
— Болят, — буркнул в ответ дядя Коля и рассеянно почесал выглядывающее из-под узла майки пузо. — А тебе-то что?
— Да так, ничего, — Балваныч бросил в прорезь копейку и протянул дяде Коле полный стакан. — На-ка, выпей.
Дядя Коля поначалу отнекивался, не хочу, мол, но, уступив настойчивости Балваныча, все-таки тяпнул стакан.
— Ну, как? — поинтересовался Балваныч, принимая пустой стакан.
— Как-как — нормально, — пожал плечами дядя Коля. — Ладно, пошел я.
Балваныч провожал его внимательным взглядом. Правда, что ли, дядя Коля быстрее идет, или ему только кажется?
От размышлений его отвлек организм. Четыре полных стакана газировки — это вам не шутка. И очень хорошо, что как раз для решения этих проблем через дорогу удобно располагалась застопорившаяся лет семь назад на третьем этаже стройка. Чудеса чудесами, а вот в туалет прямо сейчас надо.
***
Под вечер Игорь понял, что вот-вот заснет прямо за рулем и остановился в первом же населенном пункте. Им оказалось зажатое между асфальтовым и железнодорожным полотном село.
Сочная, свежая зелень лугов, среди которых живописно раскинулись высушенные горячим летним солнцем домушки, приятно контрастировала с четырьмя грязно-желтыми, забытыми в железнодорожном тупике вагонами. Под густым налетом копоти на железных боках еще можно было разглядеть три буквы — РЖД, а предупредительная надпись "С горок не спускать" была на диво хорошо видна. Вытоптанная в траве песочная проплешина у самых рельс знаменовала собой местную станцию. Здесь на пару минут останавливались некоторые проходящие составы, и местные предпринимательницы-пенсионерки немедленно подлетали к пассажирам, делая им привлекательные бизнес-предложения: копченая рыба, вареная картошка, соленые огурцы и пиво.
За проплешиной проглядывала почти погрузившаяся в почву асфальтовая клякса, а следом за ней стояло одноэтажное здание из некогда белого, но уже давно уныло посеревшего кирпича. В трех больших окнах можно было разглядеть засиженные мухами занавески позапрошлогодней стирки, а над ними — запыленную, с белесыми следами частого птичьего пребывания вывеску "Элит-бистро" и логотипом Пепси. Повертев головой, Игорь, за неимением альтернатив, направился туда.
В элит-бистро было два стола, горшок с тощей алоэ-вера, пластмассовый магнитофон, откуда, слегка шипя, неслись звуки Русского Радио, похрипывающий настольный вентилятор и дородная продавщица в белом переднике в нарядный, крупный красный горошек. Посетителям здесь предлагали на выбор баночки теплого Пепси и прохладные сосиски, чай, кофе и беляши в налете побелевшего жира. Несмотря на куцее меню, Игорь мучительно долго размышлял, что бы ему заказать — по грозному виду продавщицы он понял, что сидеть просто так здесь ему не позволят. В итоге он остановился на чае, решив, что кипяток и пакетик заварки — это относительно безопасно.
За проведенный в элит-бистро час Игорь прочитал "Краснопартизанские провинциальные ведомости" четырехдневной давности, из коих узнал, что в Подшибаловке прошел районный фестиваль симфонической самодеятельности, а глава местной администрации Римско-Корсаковки, Залётный Ярополк Олимпиадович, решил выдвинуть свою кандидатуру на пост Президента России. До мельчайших деталей изучил вид из окна — на ухабистую улицу, покосившиеся сараюшки, облупленную церковь, шустрых куриц, ленивых коров и деловито копошащихся на грядках баб. За все это время он так и не увидел ни одного мужика, не считая двух чумазых пятилетних пацанов в огромных семейных трусах, заменяющих летние комбинезончики, и дрыхнущего в теньке под забором старика.
А потом, когда ночь окончательно сменила длинный летний день, Игорь устроился поудобнее на заднем сидении своей десятки, опустил стекла и долго смотрел в высокое темное небо, усыпанное звездами, так редко посещающими ночные просторы густо электрифицированной столицы. Над железнодорожным тупиком искрил одинокий фонарь и особенно ярко горела какая-то звезда. Может, Полярная, Игорь наверняка не знал. Откуда-то издалека время от времени доносился протяжный гудок пересекающего бескрайние просторы страны поезда, и звук этот казался единственным признаком жизни на всю округу — с наступлением темноты село замерло и затихло какой-то неуютной, неживой тишиной. И Игорю на миг даже показалось, что воронка народилась именно здесь, что в наступившей ночи она затягивает, поглощает село в себя, и что село исчезает, вымирает прямо у него на глазах.
Может, так оно и было на самом деле. Может, и нет…
***
Несмотря на то, что шел ему уже седьмой десяток, дядя Коля был пенсионером работающим. И не сторожем, а самым что ни на есть начальником. Единственной в городе спасательной станции.
Больные ноги мешали работать. Ну, если честно — мешали не столько работать, сколько рыбачить. Какая уж теперь работа! Пусто на берегу. Это раньше, лет двадцать назад, когда еще работало оборонное предприятие, в Приволжске летом за городскими пляжами нужен был глаз да глаз. Вот уж лет десять как закрылся завод, инженеры и проектировщики со своими семьями поразъехались в поисках лучшей доли. И спасать из воды стало некого.
А "спасалка", как ласково называл станцию дядя Коля, пока стоит. Он подозревал, что ее все еще не закрыли просто потому, что в мэрии про станцию забыли — ведь расходов-то на нее почти нет. В штате всего трое, не считая приблудной дворняги: начальник, то есть он, дядя Коля, с окладом с тыщу двести, моторист Василий, военный пенсионер с окладом в восемьсот рублей, и спасатель-водолаз Серега, Василию двоюродный племянник, с судимостью за хулиганство и окладом в пятьсот рублей. Итого — две пятьсот. У мэра, небось, в кармане на мелкие расходы больше валяется.
Дядя Коля только радовался, что спасалку не закрыли — ведь, как ни крути, почти четвертак он на ней проработал. Знавала станция и лучшие времена — ну да что ж теперь? Главное, пока она есть, дядя Коля вроде как при деле, и деньжат ему маленько перепадает. Рыбёшка, опять же. И, что особенно важно, спасалка дает законный повод из дому уходить — дома, в четырех стенах, он бы давно уже с ума сошел от скуки и от ворчания жены.
