– Как ты думаешь, они пришлют самолет? – спросила Луиза наутро после завтрака. – Я слышала шум…
– Сильно сомневаюсь, – покачал головой Лоури. Он смотрел вверх, в пустынное небо. – Мы не заказывали самолет. Посадочная площадка в Таксоле не используется. Летом гавань пересыхает, и все перебираются подальше от берега.
– Но уж доктор-то должен был остаться? Ведь не все ушли?
– Ну да, доктор там есть. Тот самый, который постоянно работает при порте.
– Пьяный придурок, – вставил Гиффорд. – Да я не позволю, чтобы он хотя бы дотронулся до меня своими трипперными лапами. Про доктора, Луиза, ты забудь. Даже если бы кто и готов был нанести нам визит, каким же таким образом сумеет он это сделать?
– Но, Чарльз…
Гиффорд раздраженно махнул рукой в сторону поблескивавших полос грязи.
– Вся эта дельта высыхает сейчас, как грязевая ванна; никто не собирается рисковать тем, что подхватит хорошенькую малярию, с единственной целью – привязать шину к моей лодыжке. Да и вообще, скорее всего, тот бездельник, которого послал Мечиппе, ошивается где-нибудь здесь неподалеку.
– Но ведь Мечиппе говорил, что это очень надежный парень. – Луиза беспомощно поглядела на мужа, привалившегося к спинке носилок. – Дик, как жаль, что ты не смог пойти с ним. Тут же всего пятьдесят миль. Вы бы уже вернулись.
Лоури смущенно кивнул:
– Я как-то не подумал… Я уверен, что все будет в порядке. Как ваша нога, сэр?
– Просто великолепно. – Все это время глаза Гиффорда были устремлены вдаль, через дельту. Теперь он заметил, как глядит на него Лоури – искоса, брезгливо наморщив длинное лицо. – В чем дело, Ричард? Тебе мешает запах? – Внезапно разозлившись, он резко добавил: – Слушай, друг, сделай одолжение, пойди погуляй.
– Что? – неуверенно уставился на него Лоури. – Ну конечно же, доктор, конечно.
Гиффорд наблюдал, как заботливо ухоженная фигура ассистента чопорно удаляется, пробираясь между палатками.
– Он всегда ну просто потрясающе корректен, правда? А вот воспринимать оскорбления толком еще не научился. Ничего страшного, я позабочусь, чтобы у него было побольше случаев потренироваться.
Луиза медленно покачала головой:
– Зачем ты так, Чарльз? Ты же сам понимаешь, что без него у нас было бы положеньице. Не думаю, чтобы ты честно к нему относился.
– Честно? – с гримасой повторил Гиффорд. – О чем это ты? Побойся Бога, Луиза.
– Ну, значит, все в полном порядке, – терпеливо ответила жена. – Только мне не кажется, что Ричарда можно в чем-то винить.
– А я его и не виню. Это что, это твой драгоценный Дик так считает? А теперь, когда от этой штуки пошел запах, он пытается свалить вину назад на меня.
– Он совсем не…
Гиффорд раздраженно стукнул рукой по подлокотнику:
– Не нет, а да! – Он смотрел на жену потемневшими от злости глазами, тонкие, окаймленные узкой бородкой губы презрительно перекосились. – Да ты не беспокойся, радость ты моя, к концу этой истории ты и сама будешь считать точно так же.
– Чарльз, ради Бога…
– А какая, собственно, разница?
Гиффорд бессильно обвис на носилках, но тут же пришел в себя; мгновенное головокружение сменилось странным, почти эйфорическим спокойствием, и он продолжил:
– Доктор Ричард Лоури. Как же он любит эту свою докторскую степень. Я бы просто не мог так, в его-то возрасте. Третьесортная степень за работу, выполненную для него мной, и он еще величает себя «Доктор».
– Как и ты сам.
– Не притворяйся дурой. На моей памяти мне предлагались по крайней мере две кафедры.
– Ну, а принять их было, конечно же, ниже твоего достоинства, – с легкой иронией в голосе прокомментировала Луиза.
– Именно так, – яростно подтвердил Гиффорд. – Да ты представляешь себе, на что похож сейчас Кембридж? Он просто кишит такими вот ричардами лоури. А самое главное, у меня же имелся значительно лучший вариант. Я женился на богатой. Она была очаровательна, прелестна, с неким, не совсем определенным уважением относилась к мрачноватому блеску моего таланта, и – что тоже совсем не мешало – она была богата.
– До чего же тебе повезло.
– Люди, женящиеся на деньгах, зарабатывают их. Свои-то я уж точно заработал.
– Большое спасибо, Чарльз.
Гиффорд негромко хихикнул:
– Одного у тебя, Луиза, не отнимешь – вот ты-то умеешь принимать оскорбления. Тут все дело в воспитании. Меня просто удивляет, что с Лоури ты не проявила побольше разборчивости.
– Разборчивости? – неловко рассмеялась Луиза. – Мне и в голову не приходило, что я его выбирала. Ричард кажется мне очень исполнительным и обязательным, и ты, кстати, считал так же, когда брал его себе в ассистенты.
Гиффорд начал было составлять ответ, но тут грудь его и плечи пробил внезапный озноб. Он бессильно потянул на себя одеяло, его охватывало всепоглощающее ощущение огромной усталости и апатии. Совсем забыв о только что шедшей пикировке, он снизу вверх стекленеющими глазами посмотрел на жену. Дневной свет исчез совсем, и над всей дельтой лежала глубокая тьма, лишь иногда на мгновение озаряемая кипящими очертаниями мириад змей. Превозмогая тяжесть, он попытался подняться, чтобы запечатлеть в себе их образ, но затем снова провалился в яму тошноты и головокружения.
– Луиза!..
И в то же мгновение руки жены лежали на его руках, ее плечо поддерживало его голову. К горлу Гиффорда подступил пустой приступ рвоты, он боролся с судорожно сжимавшейся мускулатурой, словно змея, пытающаяся выползти из своей шкуры, смутно осознавая, что жена криком зовет кого-то, что заживо гниющая нога свалилась на землю, увлекая за собой одеяло.
–Луиза, – прошептал он, – я хочу, чтобы как-нибудь ночью ты отвела меня туда, к змеям.
Днем он несколько раз, когда боль в ноге становилась особенно острой, просыпался и неизменно видел рядом с собой Луизу. И все это время он блуждал в бесконечных снах, погружаясь все глубже и глубже, с одной плоскости воображения на другую, огромные мандалы не давали ему заблудиться, их светящиеся диски были его тропой в этом царстве.
Следующие дни Гиффорд разговаривал с женой совсем редко. Состояние его ухудшилось, и он чувствовал, что не может делать почти ничего, кроме как смотреть вдаль, через болота, почти не замечая движений и разговоров рядом с собой. Жена и Мечиппе были шатким мостиком, соединяющим Гиффорда с реальностью, но настоящим центром его внимания были пляжи, куда по вечерам выходили змеи. Там исчезало время, там он ощущал одновременность всех времен, одновременность всех событий своей прошлой жизни.
Теперь змеи появлялись раньше. Однажды он даже различил на склонах их белесые недвижные формы в обжигающем полуденном воздухе. Благодаря известково-белым шкурам, поднятым головам и отдыхающим позам, очень похожим на его собственную позу, они казались неизмеримо древними, подобно белым сфинксам в погребальных коридорах карнакских пирамид.
