Эрик Рассел - Разворот на 180°

– Вам не придется давать клятвы.

– Почему же?

– Вы не захотите изобличать собственную моральную трусость.

– Ах, как вы правы! – сказал Мэйсон.

Собеседник посмотрел поверх него ничего не значащим невыразительным взглядом:

– Однако я не думаю, что вы измените свое решение. Вероятно, вы из тех, кто откладывает решение, пока не становится слишком поздно.

– Я вас понял. Позвольте вам заметить, что я уже спасовал шесть раз за последние два года. Я не собираюсь сдрейфить в седьмой раз.

Он осмотрел комнату. Не считая стола и настенного календаря, она была совершенно пуста.

– Я что-нибудь почувствую? Как это произойдет?

– Неожиданно.

– Это я понимаю, но как?

– Мы работаем с индивидуальным подходом к клиенту, – сказал консультант.

– Я еще больше заинтригован.

– Это пройдет – впоследствии, – пообещал собеседник. Он продолжил: – Процедура такова: вы проходите через эту дверь и вызываете лифт. На лифте поднимаетесь в отель Терминала, где можете выбрать любой из номеров по желанию. Все они комфортабельные и…

– Подняться на лифте куда? – пораженно переспросил Мэйсон.

– В отель, – повторил консультант. – Там вы будете жить, пока все не случится: прекрасный сервис, программа развлечений, приятная компания, вплоть до наступления кульминации, которая произойдет, как только вы полностью расслабитесь и совершенно ничего не будете ожидать. Произойти это может через несколько часов или дней, в соответствии с психологией субъекта, но это самый гуманный метод.

– Так что же, я должен теперь просто сидеть и ждать, как курица на яйцах?

– У всех получается по-разному. На самом деле никто не скучает в ожидании. Все намного проще: вы или меняете свое решение или получаете то, что хотели.

– Вы не могли бы рассказать мне об этом поподробнее?

– В данный момент не представляю, чем вам это поможет.

– Я тоже, – согласился Мэйсон. – Ничего не понимаю. Ну что ж, приступим или есть еще какие-то бюрократические проволочки?

Собеседник наморщил лоб:

– Есть две анкеты, которые мне надо бы заполнить. Но если вы так торопитесь, я оставлю их пустыми.

Он указал на две следующие двери:

– Выбирайте. Это выход. – Он указал на ближайшую. – И это – тоже выход, – сказал он, указывая на вторую дверь.

Мэйсон без колебаний направился к первой, открыл ее и огляделся. За ней лежал мозаичный зал с гигантской гранитной рукой.

ОСТАНОВИСЬ! ПОДУМАЙ! ВСЕ ЛИ ТЫ СДЕЛАЛ?

Тогда он открыл вторую дверь. За ней находился лифт, совершенно пустой, выложенный металлическими рейками, и на стенке лифта была всего одна красная кнопка.

Ступив в кабину, он выглянул напоследок и сказал с каким-то недобрым предчувствием:

– Поехали?

Затем закрыл дверь и надавил большим пальцем красную кнопку, тут же поняв, что это такое.

Кнопка поддалась, в то время как он смотрел на нее, не в силах оторвать ни завороженного взгляда, ни пальца. Казалось, она уходит в стену страшно медленно, что было вызвано искажением чувства времени в минуту смертельной опасности. Приближение смерти нелегко, ее прикосновение захватывает дух. Поры широко раскрылись, тело одеревенело, сердце глухо застучало, рассудок помутился, когда кнопка замкнула электрическую цепь и мнимый лифт выполнил свою задачу.

Затем были только бледное свечение в воздухе и в долю секунды грандиозная агония, во время которой его тело, казалось, разрывается на миллион частиц, а после распыляется до последней молекулы.

Глухие голоса в белой бесцветной мгле. Они медленно росли, удалялись и затем прибывали вновь. Они звучали совсем рядом, уносились шепотом сквозь бескрайние пространства и возвращались. Был особенный ритм в этом прибое голосов, словно бы постоянное колебание звуковых волн, чудовищно растянутых во времени. Прошло немало времени, прежде чем он смог различать слова, доступные пониманию.

– Трое – один за другим. Это здорово спутало карты.

– Не знаю, не знаю. Редкий мозг долетит до середины. У тебя слишком узкий взгляд на вещи.

– А может быть, они, наоборот, улучшаются?

– Хотелось бы верить. Но пока этого не видно.

Мэйсон сел и поднял голову. Голоса убегали прочь, а потом возвращались.

– Вколи-ка ему… да, вот сюда.

Он почувствовал укол.

Открыв глаза, он внезапно увидел перед собой лицо, которое могло принадлежать Деду Морозу: седая борода и румянец на всем, что она не закрывала. – Прошло нормально? – спросил Дед Мороз. – В сорочке родился. Крепкие мозги.

– Счастливчик, – добавил второй, не очень-то похожий на Снегурочку, тяжело скроенный мужчина, нависавший над ним, как медсестра. – Некоторые проходят через такое только с половиной мозга, а другим не остается и этого.

– А некоторые никогда и не пользовались второй половиной, – произнес Мэйсон. Он отнял руки от головы и, опираясь о пол, поднялся. Комната бешено закружилась перед глазами, когда он попытался обрести равновесие.

Дед Мороз взглянул на него изучающе, приладил длинный вороненый ствол поудобнее к бедру и прошел к грубо сколоченному столу. Сев за него, он схватил бланк-распечатку, лизнул кончик химического карандаша и вновь посмотрел на Мэйсона.

– Имя?

Мэйсон, шатаясь, почувствовал, как крепкая рука Снегурочки удерживает его, и сипло запротестовал:

– Правый Боже! Опять эта канитель?

– Все, что нам надо, – сообщил Дед Мороз, – это ответ на три вопроса: ваше имя, неиспользованный запас омоложений и род деятельности.

– Дуглас Мэйсон, двадцать четыре, самоубийца, – лаконично ответил Мэйсон.

Коренастая Снегурочка хохотнула в рукав. Когда же Мэйсон повернулся в ответ на это, Снегурка добавила:

– Тебя разыграли.

– Заткнись, Корлетт. – Дед Мороз был слегка раздосадован. – Уже сколько раз говорено было тебе, береги психику новоприбывших.

Затем он показал белые зубы и потряс белой бородой:

– Вы нуждаетесь в уходе.

– А я не тепличный цветок, – заявил Мэйсон. – Не бойтесь, не завяну.

Корлетт издал еще один смешок и прибавил:

– Ты слышал, Декстер? Он не хочет ухода.

Дед Мороз, которого звали Декстером, перевесился через стол и сурово спросил Мэйсона:

– Это еще почему?

– Вот как это случилось, – стал рассказывать Мэйсон. – Мне не осталось ничего, как только сидеть и думать. Через некоторое время я передумал обо всем на свете, и многое показалось мне пустяком. Я стал бесполезным винтиком в большой сложной машине, и все, что мне оставалось, – это ждать, пока меня заменят.

– Мне это знакомо, – кивнул Декстер. – Самому пришлось через это пройти.

– Затем как-то раз проповедник, выступающий по телевизору, дал новый толчок смыслу моего существования. Он превозносил нашу цивилизацию, ее научную аккуратность, ее совершенство. Она работает так чудесно, говорил он, потому что каждый человек имеет свое место, и каждое место – имеет своего человека. Все винтики сцеплены, от мала до велика, и все приносят общественную пользу. Его речь, видимо, была построена в поднимающей дух технике типа «Все в твоих руках!»