Андрей даже успел нарисовать одну картину — перила балкона, ветка дерева, на которой уцелело всего два бурых листочка. С натуры рисовал, и Павел никак не мог понять, что Андрей такого интересного во всём этом нашёл. Но когда он завершил полотно… На картину смотреть было невозможно, так щемило от грусти сердце. И не смотреть было нельзя, потому что с первого взгляда становилось понятно — она сможет оттянуть боль у тех, кому действительно тяжко и плохо.
— Ты бы её в онкоцентр подарил, — сказал тогда Павел. — Там такое пригодится.
— Думаешь, возьмут? — усомнился Андрей. Иногда он был до смешного не уверен в себе.
— С руками оторвут, — заверил Павел. И был вознаграждён самой чудесной на свете улыбкой.
Беда в том, что неуверенность и робость у Андрея бывают лишь до поры до времени, да и то в мелочах. Когда дело доходит до действительно важного, его решимости и твёрдости характера позавидует командующий армией.
Тогда волю Андрея не переломить никому.
…Под колёса автомобиля стелилось пустое и голое ночное шоссе.
Павел глянул на Андрея. Усталое хмурое лицо, жёсткая складка улыбчивых прежде губ — не подступиться. Руки спокойно лежат на коленях, но пальцы слишком напряжённые. А ведь они могут быть такими нежными и ласковыми, эти руки. Пусть Павлу доставались лишь случайные прикосновения, ничего не значащие приятельские пожатия и объятия, но понять, на что способны эти руки, всё равно можно было. И губы… Павлу никогда больше не почувствовать их вкус — хмельной и сладкий как самое драгоценное вино.
Показались огни автостанции.
«Разогнать машину до предела и бросить под откос, — думал Павел. — Чтобы через огонь навсегда соединиться с ним в посмертии, раз уж невозможно соединение в жизни».
Стремительным движением Андрей выключил зажигание, выдернул ключ.
Машину повело юзом, развернуло поперёк шоссе.
— Это будет очень больно, — сказал Андрей. — Так больно, что ты успеешь возненавидеть и меня, и себя. К тому же это будет ещё и глупо, потому что никакого загробного мира нет. Все рождаются только один раз и подыхают тоже единожды. Так что не стоит разменивать свою смерть на такую чепуху, как разочарование, пусть и любовное.
— Как ты догадался? — отстранённо спросил Павел.
Андрей пожал плечами.
— Некоторые мысли очевидны.
Он открыл дверцу, вышел. Ключи остались на сиденье.
Так они до автостанции и добрались — Андрей пешком, Павел за рулём едва ползущей машины.
Но и на станции ничего не изменилось. Андрей дождался рейсового автобуса и уехал, Павел засел в закусочной и проторчал бы там до утра, не начни к нему приставать размалёванный проститут.
+ + +
Павел усмехнулся, вспомнив парнишку.
«А ведь он симпатичный, — мелькнула мысль. — Волосы каштановые, глаза голубые, фигурка сексуальная. К тому же, наверное, он ласковый, послушный. Да и умелый. Как там его зовут — Серж? Хотя лучше будет Серёжик».
Павел вернулся на автостанцию. Парнишка всё ещё сидел в закусочной. И радостно заулыбался, увидев Павла. Тот поманил его к себе, кивнул на машину.
…Он взял парня в ста метрах от станции, прямо в придорожных кустах, уткнув лицом в капот машины. Без всякой подготовки и смазки, грубо и жёстко.
Кончив, отшвырнул от себя. Застегнул штаны, куртку. Бросил парнишке деньги — гораздо больше, чем обычно платят придорожным проститутам, но купюр помельче не было.
— Да задавись ты своими деньгами, — выкрикнул парнишка, отполз от них в сторону. Поднялся, надел штаны. — Ты мне по-правде понравился. Я бы тебе такое показал… Ты такого никогда в жизни не пробовал. А ты… Такой же, как и все.
Парнишка пошёл к автостанции. Павел догнал, схватил за плечо.
— Прости меня.
Парнишка посмотрел на него с удивлением.
— Прости, — повторил Павел. — Я сегодня одни только гадости делаю почему-то… Прости.
На ресницах парнишки задрожали слёзы. Павел снял их губами. Парнишка прижался к нему, обнял.
— Это ничего, — сказал он тихо. — Всё уже хорошо. Тут комнату неподалёку можно снять недорого. И постель там чистая. Пойдём?
— Я всё ещё тебе нравлюсь? — поразился Павел. — Даже после такого?
— Бывало и хуже, — робко улыбнулся парнишка. — Гораздо хуже… — посмотрел на Павла. — А я тебе нравлюсь? Ну хоть немножко?
Павел провёл рукой ему по волосам, кончиками пальцев прикоснулся к щеке.
— Ты очень красивый, Серёжик.
— Но любишь ты его. Того, чернявого.
— Да, — сказал Павел. — Люблю. — Немного помолчал и предложил: — Давай я тебя в город отвезу?
Глаза Серёжика остекленели от страха.
— Нет-нет, мне туда нельзя!
Павел кивнул. Кое-что становилось понятным. В частности, как такой чистенький и воспитанный юноша оказался в придорожном шалмане.
— Прячешься? — спросил Павел.
— Здесь они искать не догадаются. А даже если и сообразят, то из закусочной я увижу их гораздо раньше, чем они меня.
— Криминала на тебе никакого нет?
— Не должно быть. Я ничего такого не делал — ни к оружию не прикасался, ни к наркотикам. Но ведь не обязательно что-то делать, чтобы оказаться виноватым, правильно?
— Да, — кивнул Павел. — Правильно.
Немного подумал и сказал:
— У меня в Краснокаменске друг живёт. Ещё с института. Сейчас владелец своей газеты и типографии. При типографии есть небольшая общага для сотрудников. Думаю, какая-нибудь не особо сложная работа для тебя найдётся. На первое время сгодится, а там и получше местечко отыщешь. Только с такой размалёванной мордахой боссу не показывайся, он этого очень не любит. Хотя и во всём остальном мужик он не вредный. С паспортом у тебя всё в порядке?
— Я его в кухне спрятал. Мне позволяют там ночевать.
— Ну вот забирай паспорт и поехали.
Серёжик посмотрел на него с недоверием.
— Но ведь до Краснокаменска двести сорок километров.
— И что из этого?
Серёжик всё ещё колебался.
— Этот твой друг… Он сильно не любит таких, как я?
Павел хмыкнул.
— Со мной ведь он дружит. Хотя я от тебя немногим отличаюсь.
Серёжик заморгал оторопело.
— Собирайся, — сказал ему Павел. — И… Давай сразу договоримся: у нас с тобой ничего личного быть не может. Я отвожу тебя в Краснокаменск, устраиваю на работу, и на этом всё, больше никаких надежд и претензий.
— Да, конечно, — послушно кивнул Серёжик. — Как скажешь.
* * *
Кербин, замдиректора, высокий крупнотелый брюнет, смерил Андрея мрачным взглядом и процедил:
— Ты можешь внятно объяснить, за каким чёртом тебя понесло в филиал?
