В ответ водитель скорчил уродливую гримасу, он просто задохнулся от злости.
– Сейчас… позвоню, куда следует!.. – угрожающе закричал он.
Я понял, что продолжать разговор бессмысленно, и пошагал к административному корпусу.
Рыжий бросился в машину так резво, как будто объявили тревогу. Тут же, схватив рацию, он выскочил обратно и начал вопить: «Диспетчер!.. Диспетчер!..»
Надпись на входе была снята. На ее месте красовались поржавевшие крепления.
Я поднялся по ступеням, отшлифованным тысячами подошв. Сразу возле входа наткнулся на небольшой столик, на котором стояла баночка с супом и торчащей из нее ложкой. Рядом в пакете лежала половинка хлеба, нарезанная толстыми неровными ломтями. Воровато оглянувшись, я вытащил один.
Обойдя препятствие, я не прельстился темным коридором, а свернул направо на лестницу. Интуиция не подвела. Поднявшись на второй этаж, я прочитал на стене: «Отдел кадров». Ниже, под табличкой, висел клочок бумаги: «Сегодня приема нет».
Я провел ладонью по горячему влажному лбу и только сейчас обратил внимание, что футболка у меня украшена побуревшими пятнами крови. Неудобно как-то в таком виде посещать администрацию. Я огляделся и обнаружил то, что искал: туалет.
В зеркале отразился помятый измученный тип с распухшим носом и слегка заплывшими глазами – не хило меня долбануло подушкой безопасности. Я умылся, попил неприятной на вкус воды из-под крана, застирал футболку. Не могу сказать, что после этого стал выглядеть иначе, но почувствовал себя лучше. Особенно после того, как умял хлеб. Надо было взять два куска.
Я застегнул джинсовую куртку на все пуговицы и толкнул тяжелую железную дверь отдела кадров. Она со стоном подалась внутрь. Открывшаяся взгляду пустота удивила меня. Это был огромный холл с низким потолком и слабым освещением. В стенах ни одного окна. Мрачновато. Впечатление усиливал ряд металлических дверей – серьезное учреждение.
Тюрьму напоминает. Неужели вся эта угрюмая галерея – всего лишь заводской отдел кадров? Кто там, за этими дверьми?
Я шагнул вперед. И тут же – словно потолок обрушился мне на плечи – такая тяжесть навалилась.
Внезапно повеяло холодом.
Я стою внутри гигантского склепа.
Серые каменные стены сочатся потеками.
Запах разлагающейся плоти разносится сквозняками.
Слышится унылый монотонный звук низкой частоты – слившийся воедино стон тысяч мертвецов, чья смерть наступила в адских муках.
Сумрачный свет угасает; пространство искривляется в сгущающейся тьме; пути к отступлению перекрыты. Реальность суживается, стискивает меня и начинает поглощать…
Я закричал, и в это время одна из дверей вдруг распахнулась. Из освещенного помещения выпорхнула девушка.
Это вернуло меня обратно. Сердце в груди бешено колотилось, а в горле пересохло, будто и не пил только что.
Я потер лоб рукой. Впервые со мной случилось такое наваждение. Это мрачные стены подействовали. До чего же тут уныло.
Стуча каблучками, девушка – эфемерное создание, настолько худенькая – направилась к одной из дверей напротив. В руках она держала открытый скоросшиватель с документами. Заметив меня, девушка остановилась, и на ее лице появилось странное выражение. Я еще не мог отойти от пережитого наваждения, но обратил внимание на то, как девушка болезненно бледна, точно белилами помазана. Только вокруг глаз темные круги.
Сам я тоже не в лучшем виде, да что там – в гораздо худшем. Но что в моем облике могло вызвать такое изумление, я не понимал. Хорошенькая в своем удивлении, приправленном легким испугом, девушка буквально остолбенела.
Я решил ее опередить.
– Здравствуйте. Мне нужен начальник отдела кадров.
Почему я это сказал? Бог весть, для чего такие сложности. Может, интуитивно почувствовал, что девушка вообще ничего не решает, и обращаться к ней бесполезно. Вот и произнес привычную для нее фразу, чтобы не хлопнулась в обморок – судя по виду, она была на грани этого. Хотя, что такого в просьбе позвонить. Я бы даже заплатил. Или, как водится, вручил жертвенный шоколад, если бы только мне подсказали, где его купить. Я расстегнул барсетку, вынул паспорт и обратил внимание, что всей наличности у меня триста рублей. Смутное подозрение, что кредитки здесь не в ходу, тут же пустило корни в моем сознании.
Девушка по-прежнему выглядела потрясенной.
Неужели все в этом проклятом Полиуретане такие заторможенные?
– А они не принимают… А кто вас привел? – в ее голосе слышался ужас.
«Теперь ясно – это военный завод, – промелькнула мысль. – Почему я раньше не догадался?»
– Никто меня сюда не приводил, – ответил я, стараясь быть приветливым. – Я сам пришел.
– Что вы здесь ищете? – тихо спросила она.
– Работу, – пошутил я. – Для чего же еще приходят к начальнику отдела кадров? – И я подбоченился. Ну, форменный мачо с разбитой мордой.
– Кто вам сказал, что для вас найдется работа? – Она говорила очень быстро, видимо, боясь, что ее застукают за этим разговором.
– Если есть завод, а при нем – отдел кадров, значит, должна быть какая-то работа. Я так понимаю. А что у вас за предприятие? Я хотел спросить, что здесь выпускают?
– Уходите! – строго сказала девушка.
– Кто там?! – раздалось из полуоткрытой двери.
Девушка съежилась.
– С кем ты разговариваешь, Эмма? – послышался тот же голос.
– Это посторонний! – собравшись, выговорила девушка. – Вызвать охрану, господин начальник?
За дверью зашелестело, как будто со стола убирали журналы. Затем раздался голос:
– Пускай зайдет.
Кабинет оказался просторным и светлым. На стенах, оклеенных белыми обоями, висели картины в темных рамках. За столом сидел маленький человечек и пил чай с бубликами.
– Здравствуйте, – сказал я, остановившись посреди кабинета и с вожделением поглядывая на допотопный телефонный аппарат.
– Здравствуйте, – равнодушно прошелестел начальник.
Он был полноватым, лысым и носил тонкие усики. В его маленьких глазках поблескивали неприятные огоньки. Я сделал усилие, чтобы не замечать их.
Поскольку он молчал, я представился:
– Лемешев Сергей Петрович.
Лысый отставил кружку, взял ручку и что-то записал.
Я взглянул на репродукции на стене. Теплое чувство всколыхнуло мне душу, как бывает при встрече со старым знакомым.
– Превосходная коллекция, – я указал на картины. – Если не ошибаюсь, Жоан Миро? Двадцатые годы.
Лысый поморщился.
– Не я их сюда цеплял… – он вновь взял кружку и шумно отпил. – Чего вы хотите, молодой человек?
– Я приезжий.
– Продолжайте.
Он разломал бублик, отщипнул кусочек и отправил в рот.
– Ищу работу, – ляпнул я. Не потому что был не в силах выйти из образа мачо в присутствии девушки-секретарши. Мне стало интересно – включилось профессиональное чутье. Все равно отпуск пошел прахом. – У меня два высших – юридическое и журналистика, – сказал я. – Но могу делать все.
– Ну и что дальше?
– Есть какие-нибудь вакансии?
– Кто вас пригласил в Полиуретан?
– Да никто. Я сам.
На лице лысого появилось выражение досады.
– Сами?! Вы что, бродячий?..
– Что вы имеете в виду? – опешил я.
– Беглец? Рветесь в провинцию. Страхи? Долги? Преступления?
– С чего вы взяли?
– Последний автобус пришел час назад. Где вы болтались все это время?
– Вообще-то я пешком сюда пришел.
Когда человек тебе не верит, это сразу видно. Я даже немного растерялся.
Здесь не принято ходить пешком?
– Кто-то вас все же пригласил, иначе как бы вы здесь оказались, – начальник отдела кадров не стал сверлить меня глазами, чего я боялся, а перевел взгляд на девушку. Та стояла у меня за спиной, прижимая скоросшиватель к груди.
– Подойдите, Эмма.
Девушка подошла, опустив плечи. В выражении лица ее была покорность.
– Видели надпись на входе? – спросил он устало.
– Да, господин начальник, видела. Сегодня приема нет.
Лысый сощурил глаза и, попивая чай, долго на нее смотрел. От этого взгляда у меня внутри разлилось чувство досады.
Я осмотрелся, куда бы сесть. Но других стульев, кроме того, на котором сидел начальник, в кабинете не оказалось.
– Если читали надпись, – он еще раз, не спеша, отпил, – то почему этот человек здесь?
– Простите, господин начальник.
Он остановил на ней долгий взгляд. Вдруг глаза его закатились, он вытянул шею, будто принюхиваясь, и по телу его прошла дрожь.
Девушка в это время стояла, тоже странно подрагивая. Ее колени немного согнулись, и выглядела она так, словно получила дозу наркотика.
После этого лысый молчал минуту или две, и только потом сказал:
– Вы провинились, и за это лишаетесь… обеда! – и опять захрустел бубликом.
Необходимо было как-то вмешаться. Я сделал шаг вперед.
– Эта девушка ни в чем не виновата. Говорю же вам: я ищу работу. И вошел я сюда самовольно.
На круглом лице лысого появилось скучающее выражение.
